Увидели синиц две пищухи-горюхи, шмыгнули к берёзе. Спрашивают:
— Вы чего тут делаете?
— Да вот Дятел веселится-играет, а мы, синицы, без отдыха работаем. Так стараемся, так стараемся!
— Ну и мы потрудимся, — пищухи говорят. — Конечно, не больно-то охота из-за такой добычи стараться, но уж ладно… Так и быть, где наше не пропадало.
И тоже за дело взялись. Дятел по сучку стучит, насекомышей нечаянно роняет. Синицы их на лету подхватывают. Меж синиц пищухи крутятся, норовят свою долю словить. Во всю-то мочь трудятся!
Увидал пищух тихоня Поползень, подобрался к берёзе. Спрашивает:
— Чего вы тут делаете?
— Да вот Дятел веселится-играет, синицы без отдыха работают, а мы, пищухи, во всю мочь трудимся. До того тяжко, до того тяжко!
— Ну, и я сил не пожалею, — Поползень говорит.
И тоже за дело взялся. Дятел стучит, насекомышей роняет. Синицы их на лету подхватывают. Меж синиц пищухи крутятся, норовят свою долю словить. А между пищух Поползень шныряет, тоже хочет долю себе урвать. Из последних-то сил выбивается!
Шнырял-шнырял, а потом обиделся и говорит:
— Да прогоните вы сверху этого Дятла! Надоел своим стуком. Синицы без отдыха работают, пищухи во всю мочь трудятся, я, Поползень, из последних сил выбиваюсь, а он — гляньте-ка! — в игрушки играется… Не потерплю в нашей артели бездельника!
А Дятел всех насекомышей выклевал и сам улетел.
Упала последняя щепочка, горка гнилой трухи под берёзой осталась.
И сразу работа синиц, пищух и Поползня кончилась.
Отчего бы?
РЫСЬ, ГЛУХАРЬ, ЗАЯЦ И КОСУЛЯ
Рысь, лесная кошка, серая в жёлтых пятнах, на ушах кисточки длинные, сидела на поваленном дереве, на солнышке грелась.
Вешнее солнышко заметно приятным теплом обдаёт. Разнежилась Рысь, медовые глаза прищурила, мурлычет себе под нос.
Прилетел к дереву бородатый Глухарь, сел на ветку, вниз глядит насторожённо.
— Глухарь, а Глухарь, — тоненьким голоском Рысь говорит, — я на солнышке разнежилась, ласки хочу. Спускайся вниз, меня по шёрстке погладишь!
— Нашла дур-рака! — отвечает Глухарь. — Спущусь вниз, а от меня только пёрышки останутся. Сколько ты нашего брата, глухаря, погубила, глаза твои бесстыжие!
— Фу! — говорит Рысь. — Как, у тебя клюв поворачивается такие слова говорить! Невежа.
На другой бок повернулась, от солнышка глаза медовые щурит, мурлычет себе под нос.
Скачет по ельнику тощенький Заяц, оглядывается испуганно. Увидел Рысь — уши прижал, вот-вот стрекача задаст!
— Погоди, Заяц, — Рысь говорит. — Подойди поближе… Я на солнышке разнежилась, ласки хочу. Погладь меня по шёрстке!
— Как бы не так! — отвечает Заяц. — Подойдёшь к тебе — и ноги не унесёшь! Сколько ты нашего брата, зайца, извела, глаза твои бессовестные!
— Фу, — говорит Рысь. — Бестолковый зверь какой, одни грубости на уме!
Отвернулась от Зайца, опять медовые глаза прищурила, мурлычет себе под нос.
Скачет через полянку Косуля, лесная козочка, от страха приседает, коротеньким хвостиком трепещет.
— Косуля, Косуля, — Рысь говорит, — я на солнышке разнежилась, ласки хочу! Погладь меня по шёрстке!
— Нет уж, — отвечает Косуля, — я в твои когти попасть не желаю! Сколько ты нашей сестры, косуль, истребила, глаза твои безжалостные!
— Фу-у, — говорит Рысь, — до чего звери набаловались! Так и грубят, так и грубят!
Отвернулась от Косули, обиделась.
— А тут и солнышко за лес закатилось. Сумерки надвигаются, холодом потянуло.
Поднялась Рысь на долгие лапы, спину выгнула, мяукнула.
— Ну, вот, — говорит, — живёшь, живёшь, а ласки так и не дождёшься. Эх, звери!
Когти об дерево поточила, кисточки на ушах навострила, в глазах зелёные огоньки зажгла.
— Делать нечего, — говорит. — Пойду кого-нибудь скушаю.
ЛОСЬ И МЫШЬ
— Ты чего, Лось, отдуваешься?
— Река разлилась. Я через неё плыл, чуть не утонул… Фу-у!
— Подумаешь, горюшко! Я больше тебя намучилась.
— Отчего же ты намучилась?
— А у моей норки лужа разлилась. Всё моё жильё затопила, все пути-дорожки отрезала… Я третий день на сучке плаваю!
ВОРОБЕЙ И ЛЯГУШКА
— Лягуха, лягуха, ты куда скачешь?
— Ку-а-ку-а! Купаться! А ты куда?
— И я купаться! А ты где, Лягуха, купаешься?
— Где, где… В канаве!
— Да кто же в канаве купается?!