Капитан Сондерс оказался крепышом с жёстким, обветренным лицом и приплюснутым носом. Вместо левой руки у него был протез, скрывавший за чёрной перчаткой искусственные пальцы. Он поглядел на сорок новичков так, словно сравнивал их с предшественниками, и что-то пробурчал.
В течение получаса Сондерс по большей части повторял сказанное Мерсером, подавая это ещё резче и бескомпромисснее, чем коммодор. Конец своего выступления он уделил практическим вещам:
— Далее я поведу вас на ознакомительную экскурсию, чтобы вы увидели и запомнили местонахождение основных строений колледжа. Каждый из вас получит сборник, содержащий все уставы, наставления и правила. Если вы внимательно не изучите их и не будете неукоснительно выполнять, пеняйте только на себя. Занятия начнутся завтра, в девять тридцать утра. Построение в рабочей форме непосредственно возле дома. Вопросы есть?
Спрашивать его никто не рискнул. Знакомство с колледжем заняло весь остаток дня. Сознавая своё положение новичков и самых младших, все сорок слушали пояснения в полной тишине и извинительно поглядывали на старшекурсников, которым они мешали своим появлением.
Получив упомянутые Сондерсом книжицы, новички проследовали на ужин, после чего вернулись в дом Мерсера. К этому времени у Макшейна начали складываться приятельские отношения с двоими такими же, как он, страдальцами — Симкоксом и Фейном. Зажав под мышкой свой сборник, Симкокс брёл по коридору и делился с друзьями сведениями, полученными из неофициальных источников.
— Первый месяц нас продержат взаперти, а потом будут три раза в неделю пускать в увольнение.
— Ну вот, не успели приехать, как на целый месяц заработали карцер, — прорычал Фейн. — И это когда нам так хочется пошататься по городу в курсантской форме и завести весёленькие знакомства.
Понизив голос до шёпота, Макшейн сказал им:
— Валите ко мне, мальчики. Там вдоволь поболтаем и позубоскалим. Причём не всухую. Я предусмотрительно захватил с собой бутылку виски.
— Приятно слышать, — просиял Фейн.
Им удалось проскользнуть к Макшейну, не попавшись на глаза другим курсантам. Хозяин направился к шкафу. Симкокс довольно потирал руки, а Фейн облизывал губы, предвкушая выпивку.
— Хотел бы я знать, чем мы заменим бокалы? — спросил Фейн, оглядывая жилище Макшейна.
— А я хотел бы знать, чем мы заменим виски? — отозвался Макшейн, отойдя от шкафа. Вид у него был рассерженный. — Бутылки там нет.
— Слушай, может, ты её куда-нибудь переложил и забыл? — выдвинул догадку Симкокс. — Или твой ординарец запихнул её в укромное местечко, где она не попадётся на глаза Мерсеру.
— С какой это стати ординарцу лапать чужие бутылки? — удивился Фейн, потрясая сборником уставов и правил. — Здесь ничего не сказано, что нам запрещается хранить у себя выпивку.
— Прежде чем поднимать шум, я обшарю все углы, — объявил Макшейн. Лицо его по-прежнему оставалось хмурым.
Он перерыл всё в гостиной и спальне.
— Будто испарилась. Знать бы, какая грязная скотина на неё позарилась.
— Получается, в доме завёлся вор, — уныло подытожил Симкокс. — Об этом надо заявить, и немедленно.
Фейн вновь зашелестел листами сборника.
— Вот, нашёл… Все просьбы и жалобы нужно подавать проктору.[9] Им является четверокурсник, занимающий помещение номер один на первом этаже.
— Вы посидите здесь, а я слетаю к нему. Пусть разберётся.
Выскочив за дверь, Макшейн прогрохотал по лестнице на первый этаж, подбежал к нужной двери и забарабанил в неё.
— Войдите.
Макшейн вошёл. Проктор, высокий темноволосый парень лет двадцати трёх, сидел в кресле, закинув ногу на ногу. В руках он держал какую-то толстую книгу. Тёмные глаза холодно смотрели на Макшейна.
— Как вас зовут?
— Уорнер Макшейн.
— А теперь, мистер Макшейн, я попрошу вас выйти за дверь, постучаться так, как стучат в двери людей с нормальным слухом, и войти надлежащим образом.
Макшейн густо покраснел.
— Прошу прощения, но мне непонятно, что считается войти надлежащим образом.
— Это значит, что вы войдёте строевым шагом, встанете по стойке «смирно» и доложите мне своё имя.
Выйдя за дверь, Макшейн проделал всё, что ему велели. Внешне его лицо оставалось спокойным, но внутри у него всё кипело от негодования.
