Она не прекращала двигаться, пока не расставила все по своим местам. Затем она вытерла руки и осмотрела сарай.
— Я устала, — сообщила она.
Я сейчас сплю? Должна бы. То, что я испытываю, не могло происходить на самом деле. Я моргнула, но Лана все еще стояла прямо передо мной. Все тот же отсутствующий взгляд был на ее лице.
— Не ходи туда, — прошептала я.
Она выдержала мой пристальный взгляд и произнесла:
— Ты все еще собираешься остаться здесь, не так ли?
Я наклонила голову в сторону.
— У меня есть иной вариант?
— У тебя много вариантов.
— И не один из них не включает твой отъезд отсюда, — ответила я. — Я не могу отрицать то, что видела.
Она вышла из сарая, но не раньше, чем я услышала, как она сказала:
— Ради твоего же блага, я бы хотела, чтобы ты смогла.
Я была слишком потрясена, чтобы двигаться. Чтобы дышать. Чтобы говорить.
Технически, я должна была оставаться здесь до конца лета. Но, как я могла ступить на порог этого дома, зная, что произошло? И как я могла не уехать, зная, что моя подруга нуждается во мне? На секунду я закрыла глаза и поплелась позади Ланы. Наконец-то, мне удалось догнать ее, и мы вместе пошли к черному ходу. Она открыла дверь, и петли заскрипели. Клянусь, это было предупреждением остановиться прямо там.
Я колебалась. В течение многих лет этот дом был словно моим собственным. Я могла свободно приходить и уходить. Но сейчас это ощущалось неправильным.
Я вошла внутрь, приготовившись к тому, что отец Ланы выпрыгнет и нападет, но как и в большинстве домов в это время суток, здесь было абсолютно тихо. Единственным отличием было то, что эта тишина была жуткой. Холодильник гудел, и кондиционер раздувал холодный воздух через вытяжку. Я была близка к тому, что моя душа уйдет в пятки.
Никто из нас не сказал ни слова, пока мы спускались по лестнице в коридор. Рядом с лестницей находилась гостиная. Единственная лампа была включена. Комната была одним сплошным цветом: цветом слоновой кости. На каминной полке стояли семейные фотографии. На одной была изображена Лана, где ей было одиннадцать. Она смотрела прямо в камеру с легкой ухмылкой на лице. Это была ухмылка, которую я видела снова и снова. Я приписывала ее стеснительной личности Ланы. Но, сейчас я видела, что за этой маленькой ухмылкой скрывалась не ее застенчивость, а ее предусмотрительность. Страх.
Я пыталась осторожно подняться по ступенькам, но не важно, как усердно я старалась, ступеньки скрипели подо мной. Не могла сказать того же о Лане. Она двигалась так тихо, как будто шла по воздуху.
Комната ее родителей была в самом конце коридора. Дверь была закрыта. Всего в нескольких шагах находился ее отец. Мне следовало отвести глаза от двери как можно скорее, потому что, если я буду пристально смотреть на ее гладкую поверхность еще хотя бы секунду, то она бы превратилась в экран, на который проецировалось то, что сделал отец Ланы. Я зажмурила глаза и пошла в комнату подруги.
Закрыла за собой дверь, я не могла поверить, что действительно остаюсь здесь.
Лана включила лампу на тумбочке. Я скрестила руки и уставилась оценивающим взглядом на ее комнату, пытаясь найти что-то, что бросилось бы в глаза. Что-то, что бы свидетельствовало о том, что что-то не так.
Но все было как обычно.
В углу стоял туалетный столик. Кремовое, в полный рост зеркало располагалось рядом со шкафом. Ее кровать была застелена легким стеганным светло-серым одеялом.
Сейчас, когда я смотрела на ее комнату другими глазами, я могла увидеть, что это не была спальня. Все было представлено так, что любой, кто приходил в их дом и видел ее комнату, думал, что Лана собрала воедино свою жизнь.
Она могла схватить свою зубную щетку и кошелек, и никто бы даже не подумал, что она жила здесь.
Я задумалась, сколько раз ей приходилось убирать свою комнату так же, как и сарай. Я страшилась этой мысли.
Лана обошла комнату вокруг, открывая и закрывая ящики. Она прижала к груди свою пижаму и тихо прошла в ванную, которая была соединена с ее комнатой, и закрыла за собой дверь. Спустя несколько секунд я услышала, как включился душ.
Я закрыла глаза и наклонила голову назад, опираясь о дверь.
