Альфредо покачал головой:
- Нет, они были барышниками, все трое. А моя мамошка тоже не глотала шпаги.
- А кем же была она? - спросил Расмус.
Ему не было ни малейшего дела до семьи Альфредо, но, может, для Глупыша будет лучше, если поддерживать хорошие отношения с этим старым ворюгой.
- Она была барышницей, да, и она тоже, - сказал Альфредо. - И эта маленькая барышница была самой страшной обманщицей, какую только можно себе представить, ну просто поразительной. Не было на свете кобылы такой старой и дряхлой, которая не сделалась бы бодрой и шустрой на то время, пока ее не продадут. Мамошка вкатывала ей порцию мышьяка… Помню особенно одну, которую звали Леоноре…
Расмус съежился. Он проголодался и хотел уйти отсюда.
- Нам, пожалуй, пора домой, обедать, - сказал он.
Альфредо спросил с оскорбленным видом:
- Вы не хотите послушать о Леоноре? Это была старая кобыла, едва державшаяся на ногах, но мама влила ей через воронку три-четыре банки лекарства и продала кобылу крестьянину на ярмарке в Кивике.
- Вот как! - сказал Понтус.
- Ну да, и Леоноре помшалась так, што одно удовольствие было смотреть, как крестьянин покатил с ней вешерком домой.
- Нам, пожалуй, пора, - повторил Расмус. Альфредо не слушал никаких возражений, он только еще повысил голос:
- А назавтра кобыла валялась в конюшне крестьянина и была не в силах шевельнуться.
- А крестьянин не рассердился? - спросил Понтус.
Альфредо пожал плечами:
- А какое дело моей мамошке, даже если крестьянин и рассердился. Она встретила его шерез несколько дней и вежливо так, дружелюбно спросила: «Ну как поживает кобыла? Как поживает малютка Леоноре?» - «Спасибо, - ответил крестьянин, - она уже может сидеть несколько шасов в день».
Поскольку никто не смеялся, Альфредо сам бурно захохотал, и хохотал до тех пор, пока за его спиной не открылась дверь.
- Ну вот и комиссары полиции! - сказал он. - Нашли што-нибудь?
- Это была чисто рутинная работа, вы ведь слышали, - с достоинством произнес старший полицейский.
Альфредо почесал обеими руками свою волосатую грудь и хитро подмигнул старшему полицейскому:
- Да-да, я тоже проделываю обышно шисто рутинную работу и нишего не нахожу. А, собственно говоря, шего вы ищете? Я слышал, тут говорили о горе серебра, которую украли.
Старший полицейский кивнул:
- Это верно!
Расмус был потрясен безграничной наглостью Альфредо. Этот старый ворюга сидит тут и потешается над папой и старшим полицейским! Альфредо весь сиял, глаза его просто нахально сверкали, и он ухмылялся так, что его белые зубы блестели.
- Да, да, на свете столько нешестных людей, - сказал он.
Затем, отломив ветку сирени, стал с невинным видом нюхать ее.
- Ах, эти прелестные цветы… Но вы нашли хоть какие-нибудь отпешатки пальцев, штобы было за што уцепиться?
Расмус содрогнулся - подумать только: что, если они начали снимать отпечатки пальцев дома у Ренкенов!
- Отпечатки пальцев? - повторил отец. - Здесь действовал не какой-нибудь юнец-новичок, а профессиональный вор, старый и опытный.
Альфредо заложил кисть сирени за ухо и плутовски улыбнулся:
- Ха-ха, меня вы лестью не возьмете, я все равно не признаюсь…
- Идем, Патрик, - сказал старший полицейский. - Нам предстоят дела поважнее, чем торчать здесь.
- Понятно, понятно, - закудахтал Альфредо. - Удаши вам в вашей рутинной работе.
Он долго смотрел им вслед, а потом подмигнул мальчикам; сейчас он еще больше, чем всегда, походил на хитрого лиса.
- «Если везет и никогда не оставляешь отпешатков пальцев, можно далеко пойти», - так всегда говорила моя мамошка. Мои дорогие юные друзья, никогда не забывайте эти мудрые слова!
Он поднялся и еще плотнее завернулся в купальный халат.
- Идем, Берта! - закричал он в сторону фургона. - Пора снова проглотить парошку шпаг! Но знаете што, маленькие шалопаи-мальшишки, - продолжал он, - я скоро с этим покончу и не буду больше глотать шпаги. Даже маленькие ножешки для масла и те глотать не буду. Вот будет замешательно!
Берта вышла переодетая в свое алое шелковое платье. Она злобно вытаращила глаза на мальчиков, но, не произнеся ни слова, проплыла мимо.
Альфредо как раз намеревался последовать за ней, но Расмус дернул его за полу купального халата: