Он снова позвал:
— Кто-нибудь есть? Это полиция!
Наверху завозились скворцы, а с улицы донесся шум, — похоже, кто-то проверял двигатель.
От пола тянуло пылью и затхлой сыростью. Кэшин вдохнул носом, но не понял, что это за запах. Правда, в нем шевельнулось какое-то смутное воспоминание, и почему-то лицо и шею неприятно защекотало.
Он дошел до конца зала и распахнул обе дверные створки. Они открылись в мраморное фойе с входными дверьми напротив. Кэшин вернулся, взошел по ступенькам, отодвинул темно-лиловый занавес и оказался в темноте кулис, откуда через щели декораций виднелись голые доски сцены.
Он вышел на сцену.
По ней кто-то рассыпал кучи чистого строительного песка.
Откуда здесь песок?
У задней стены валялись три красных ведра с надписью «ПОЖАР». Значит, кто-то раскидывал песок из противопожарных ведер по всей сцене.
Хулиганы? Не похоже… Эти громили бы все вокруг, рвали бы занавес, засрали и зассали бы сцену, скакали по креслам, уродовали и рвали их, били лампочки.
Нет, это не хулиганы.
Здесь было что-то другое.
Он походил по сцене, стараясь не наступать на песчаные кучи, хоть это и не всегда получалось. Песок оглушительно громко хрустел под ногами. В центре сцены он огляделся по сторонам. В тускло-желтом свете с оконных рам свисали длинные хлопья пыли.
Где же здесь включается свет?
Вернувшись в кулисы, он заметил нужную панель сбоку от лестницы — четыре старомодных фарфоровых предохранителя, латунные выключатели. Громко щелкая, он включил их все по очереди, и сцену залили огни.
Он опять вышел на сцену. Свет с колосников падал на разрисованный задник, а на рампе горела почти дюжина ламп. Пока он смотрел на них, две лампы перегорели, потом еще одна. Задник представлял холмистый пейзаж с фермерскими домиками, стадами белых тучных овец и желтой змеей дороги, которая поднималась на самый высокий холм с тремя крестами — одним высоким и двумя поменьше, по бокам, — на мягко округлой вершине.
Кэшин подошел ближе. На крестах поменьше художник изобразил распятые фигуры. Но большой крест был пуст, словно ждал кого-то. Кэшин перевел взгляд на песок, разбросанный перед задником.
Зачем его тут разбросали? Тушили огонь? Наверное, хотели развести костер, плеснули чего-нибудь горючего на доски, а потом перетрусили, схватили корзину и засыпали пламя песком.
Правдоподобное объяснение.
Хулиганы развели бы огонь, да.
Но гасить его не стали бы.
Кэшин пошевелил ногой песок, разгреб его. Внизу тот совсем спекся и отслаивался целыми кусками. Джо разгреб глубже, до самых досок…
И увидел черное пятно. Его затошнило, по шее пробежал холодок, заломило в затылке, в ушах.
Здесь случилось что-то дурное.
Нужно было звонить в участок, выходить и ждать в машине.
Он присел на корточки, потрогал пол указательным пальцем, посмотрел на него.
Кровь.
Никакой ошибки.
Как давно она тут? Песок уже впитал влагу.
Кэшин распрямился, потер затекшую спину, расправил плечи. Стоя лицом к залу, под лучами света, бившими сверху и снизу, трудно было что-нибудь разглядеть в темноте.
Но он все-таки увидел.
* * *
Сиденья всех кресел в зале были подняты.
Все, кроме одного. В шестом ряду, в середине.
Одно опущенное сиденье… Одно-единственное во всем зале.
Здесь кто-то сидел. Кто-то нарочно выбрал это место — с него удобнее всего было смотреть на сцену.
Смотреть? На что?…
Чепуха… Может, кресло само опустилось, бывает… Все опускается, падает — это закон природы… Из дюжины предметов, которые могут упасть, один упадет обязательно…
Кэшин спустился со сцены, дошел по проходу до шестого ряда, вынул мобильник, набрал номер отдела расследования убийств.
— Это Джо Кэшин. Инспектор Виллани на месте?
— Говорит по телефону… А нет, закончил. Соединяю…
Виллани отрывисто представился. С каждым днем он все больше напоминал Синго.
— Это Джо. Слушай. Я сейчас в этом зале, в Северном Мельбурне. Здесь кое-что случилось, стоит подъехать взглянуть.
Виллани кашлянул и ответил:
— Это который Джо? Из Порт-Монро? А звонишь из Северного Мельбурна? Решил посмотреть большой городу, а, Джо? Ну рассказывай, что там у тебя.
— Запиши адрес, — начал объяснять Кэшин.
