— Глаза у тебя интересные, — проговорил Кэшин. — В кого?
— У бабушки глаза были разного цвета, — ответила она, чуть отвернувшись. — Ты в школе считался интересной личностью. Нравится мне это выражение — «интересная личность».
— Неправда. Ты меня в упор не видела.
— Ты такой был… отстраненный. И напряженный, как будто всегда под током. Ты и сейчас как под током. Есть в этом что-то такое… сексуальное.
— Как это — «под током»?
— Не спрашивай — это талант. — Хелен приблизилась, взяла его голову в ладони, поцеловала, отстранилась. — Ты не слишком отзывчив. А у полицейских бывает интим на первом свидании?
Кэшин обнял ее под пальто, прижал к себе, вдохнул ее запах, ощутил под пальцами ее ребра. Она оказалась более худой, чем он думал. Он задрожал.
— У полицейских обычно не бывает второго свидания.
Хелен взяла правую руку Кэшина в свою, поцеловала ее, потом поцеловала его в губы и повела за собой.
Ночью он проснулся — почувствовал, что она не спит.
— Ты все еще ездишь верхом? — спросил он.
— Нет. Неудачно упала и с тех пор духу не хватает.
— Я-то думал, идея в том, чтобы не сдаваться: упала — залезла?
Она погладила его:
— Залезла, говоришь?
* * *
Дом виднелся издалека — стрела сосновой аллеи оканчивалась строго у входной двери. Кэшин подъезжал к дому, и неяркие лучи закатного солнца неровно мелькали между стволами.
На стук открыла худощавая женщина с морщинистым лицом, одетая в темный спортивный костюм. Кэшин представился, показал удостоверение.
— Сзади, — сказала она. — В сарае.
Он прошел по бетонированному двору. Место напоминало не слишком строго охраняемую тюрьму — свежевыкрашенный дом за забором, в воздухе арбузный запах свежескошенной травы. Ни деревьев, ни цветов, ни даже сорняков…
В сарае со сдвижной дверью на северной стене мог свободно разместиться небольшой самолет. Кэшин не дошел до строения метров десять, когда в проеме показался мужчина.
— Мистер Старки? — спросил Кэшин.
— Он самый…
Перед ним стоял крупный, тяжелый даже на вид толстяк, с головой, формой и размером напоминавшей очищенную картошку, одетый в чистый синий комбинезон поверх клетчатой рубашки.
— Старший сержант уголовной полиции Кэшин. Поговорим?
— Ну, поговорим, — ответил тот и прошел в сарай.
Кэшин направился следом. Порядок здесь был как в кухне миссис Старки. Каждый инструмент висел на особом крюке. Железные столешницы двух длинных столов сияли под флюоресцентными лампами. За ними на доске со вбитыми в нее колышками строго по размеру были развешаны гаечные ключи, клещи, ножницы по металлу, ножовки, стальные линейки, струбцины, штангенциркули. Здесь же стояли большой и малый токарные станки, сверлильный станок, две шлифовальные машины, ножовочный станок, подставка с прорезями для ножовочных полотен и других приспособлений.
В середине помещения над квадратными стальными столами на цепях висели четыре старых, почти разобранных двигателя.
Высокий, тощий юнец, одетый как Старки, стоял у тисков и орудовал напильником. Оторвавшись от работы, он глянул на Кэшина через упавшую на глаза прядь волос.
— Иди поговори с матерью, Тай, — распорядился Старки.
У Тая из кармана торчала замасленная тряпка. Он вытащил ее, старательно протер станок, подошел к столу, вытер напильник, положил его на место.
Он вышел, так и не взглянув на Кэшина. Кэшин посмотрел ему вслед. Одно плечо у него было выше другого, и шел он неловко, боком, точно краб.
— С движками возитесь, — сказал Кэшин.
— Угу, — буркнул Старки, сузив глаза. — «Бургойн и Кроми». Чем могу помочь?
— Ремонтируете?
— Восстанавливаю. Движки-то — лучше не бывает. Вам что?
Кэшин заметил, что присесть в сарае негде.
— На Бургойне были часы, — сказал он. — Вы можете их опознать?
— Пожалуй что да.
Кэшин вынул цветной буклет, согнул так, чтобы была видна только фотография часов с простым белым циферблатом и тремя циферблатами поменьше.
— Эти, — сразу же сказал Старки.
— На нем в тот день были эти часы?
— Он носил их каждый день.
— Спасибо. Еще несколько вопросов, не возражаете?
— Да в чем дело? Его же пацаны из Даунта пристукнули, — ответил Старки.
И лицо его, и темно-серые, точно мраморные, глаза оставались равнодушными.
