— Увы, больше мне нечего вам сообщить, и потом, мне пора на встречу.
Кэшин и сам не понял, почему сразу не сказал главного:
— Поллард был педофилом. Баловался с детьми, с мальчиками…
Эрика покачала головой, как будто ее это сильно озадачило. На щеках ее вдруг появился румянец, и она произнесла:
— Что ж, я уверена, что эта информация для вас полезна, но…
— А вам она разве не полезна?
— Мне? Зачем? Вы что, везде копаете потому, что стыдитесь признать: мальчишки из Даунта ни в чем не виноваты?
— Надо будет — признаем.
Краем глаза он увидел, как мужчина в водолазке сгибает и разгибает правую руку.
— Чего вы боитесь, мисс Бургойн? — спросил Кэшин.
Ему вдруг показалось, что еще миг — и она ответит, но последовал вопрос:
— О чем вы?
— О вашем телохранителе.
— Детектив, если бы я боялась того, что входит в круг ваших обязанностей, не сомневайтесь, я обратилась бы к вам. Извините, мне пора.
— Спасибо, что уделили мне время.
Кэшин смотрел ей вслед. Ноги у нее были красивые, стройные. У лифта она обернулась и посмотрела ему прямо в глаза — может быть, чуть дольше, чем требовали приличия. Потом ее загородила спина телохранителя.
* * *
— Вот эту модель Бургойн купил у Коццена первой, — сказал Дав, показывая фотографию в буклете. — Чек от четырнадцатого сентября восемьдесят шестого года.
— Очень мило. Можно хронометрировать слалом.
Часы были строгие, с черным циферблатом, тремя белыми циферблатами поменьше, тремя утопленными заводными головками, на ремешке из крокодиловой кожи.
— Модель «Маритаймер», до сих пор в продаже, — отрывисто докладывал Дав, не скрывая раздражения. — А вот вторые часы, опять «Маритаймер», купил четырнадцатого марта двухтысячного года.
Точно такие же, только с белым циферблатом, ремешок тоже крокодиловый.
Кэшин вспомнил то утро в «Высотах». Как там говорила Кэрол Гериг? Шикарные часы… Ремешок из крокодиловой кожи.
— Что сказал владелец ломбарда?
— Он в свое время сделал заявление, — ответил Дав. — Сидней его выслал, но, кажется, в этом бардаке оно где-то затерялось.
Кэшин с трудом соображал, как будто не выспался.
— Так что он там сказал?
— Цитирую: «Марка — "Брейтлинг Маритаймер". Коллекционные, очень дорогие. На черном циферблате три малых циферблата, ремешок из крокодиловой кожи».
Болело везде, но Кэшин встал, подошел к окну и стал смотреть на школьные дворы и городские сады, затянутые сеткой мелкого дождя. В телефонной книге он нашел прямой номер Хелен Каслман и набрал его.
В трубке послышалось:
— Хелен Каслман.
— Джо Кэшин.
Она, помолчав, ответила:
— Я звонила тебе. Домашний не отвечает, а мобильный отключен.
— Я пользуюсь другим. Я сейчас в городе.
— Не знаю, что сказать… Ты был так заносчив, высокомерен… Это звучало обидно.
— Ты уверена, что речь обо мне? Слушай, мне нужно описание часов, которые видела Сьюзи. Марку она вспомнила, но мне нужно, чтобы она их описала. Это можно сделать?
— Потому что дело все еще расследуется?
— Оно и не прекращалось. Можно побыстрее?
— Постараюсь. Дай мне свой номер.
Кэшин сел, посмотрел на Дава, тот мрачно отвернулся.
— Хопгуд говорит, для него не было сообщений в ту ночь, — сказал Кэшин.
При этих словах Дав посмотрел на него и сказал:
— Сволочи! Они же их стерли. Они стерли эти чертовы записи.
— Может, это наша вина, что-нибудь техническое.
Дав покачал головой, и в круглых стеклах его очков отразились огни лампы.
— Ну тогда можешь повесить на меня всех собак, — сказал он. — Нажал не на те кнопки, все перепутал, — абориген, что с него возьмешь.
Кэшин поднялся — стоять было легче, — опять подошел к окну и сказал:
— Знаешь, что сказал Хопгуд? «Вы, черномазые, вдвоем истории сочиняете?»
— Это он про нас с тобой, что ли?
— Я так его понял.
Дав довольно засмеялся:
— Добро пожаловать в резервацию! Слушай, брат, а пошли поедим? Тут забегаловка есть за углом.
— Достали меня забегаловки за углом. Шесть лет доставали, а теперь все, хватит, — ответил Кэшин.
— Ну тогда давай в «Брунетти», в художественный центр, — предложил Дав. — В «Карлтоне» такое кафе есть, знаешь?
— Слушай, неместный вроде, для тебя же все тут едино должно быть — «Брунетти», «Донетти»…