«На что же японцу деповскому слесарю голову рубить? Да ещё потом – на место пристраивать?»
«Вот в этом всё и дело! Террор это… то есть…»
«Страх, что ли, навести хотят?»
«Прямо с языка сняли… да. Чтобы каждый русский – своей тени боялся! Ниндзя это японские… Террор – ужасен тем, что он слеп… на каждого может обрушиться – губернатор ли он, или простой слесарь… ох, дела… будет, боюсь, будет – большая кровь…»
«Павел Васильевич, а Вы не преувеличиваете? Одна дождинка – ещё не потоп…»
«Эх, Владимир Иванович, плохо Вы этих япошек знаете… ведь прецеденты уже…»
«Бы-ы-ывали… дни весёлыя, гулял я, ма-а-а-аладой…»
В фанзу ввалились трое – два фабричных, один из них – в кумачовой рубахе под распахнутым настежь полушубком – растягивал раскрашенные в патриотический трёхцветный колор меха «тальянки» – гармоники итальянского манеру… и крохотный, меленько хихикающий китаец в круглых железный окулярах…
«О-о-о… он уже здеся… а я же, Пашка, говорил, что он на пол-метра под тобой землю видит… наше Вам с кисточкой… ик…»
Шкуркин, загораживая собой труп:«Ну, Серёга… шёл бы ты… за квартальным…»
«Уж-же… ик…»
«Что – уже?»
«Сх-ход-дили… ик… вот, Сунь-Высунь его уж-же даж-же и уг-гостил…»
«Кого угостил?»
«Кв-вартального… Гуляйбабу Моисея Сол… Сол… мнч-ча…»
«Хи-хихи… моя начальника… моя угощала… моя шибко-шибко угощала… начальника мало-мало кушай…»
«Кто кушал, что кушал?»
«Начальника кушала… мало-мало… четвелть ведла…»
«С честь чего ты, Сунь, такой щедрый?»
«Голюю мало-мало! Квалтиланта моя – твоя тульма мало-мало сажай…»
«За что?»
«Э-э-э… его мала -мала Ванья голова совсем отлубай… машинкой!»
…«Гхм-гхм… раз-з-зрешите доложить!»
«Долаживай, Гуляйбаба… только дыши в сторону… а то мне огурчика солёного шибко захотелось…»
«Значится, заспорила мастеровщина – кто лучше на станке работает? Вот, этот храппаидол – под паровой молот часы карманные раскрытые положил – да и ударом молота их и захлопнул! У молота удар – в полторы сотни пудов, а часам – ничего – так, знаете, этот анчихрист контрпар вовремя дал! Прямо до конского волоса – точно!
А Ванька, покойный – голову свою пустую под гильотину для резки металла сунул… а вот этот – что-то не потрафил…»
«Мой грех, что же… там золотник барахлит, а то бы я уж…»
«Ну, подняли они его – куда нести? В больницу – так фельдшер по ночному времени спит, и крючок закинул… они его домой принесли, мол, пусть Сунь ему башку -то пришьёт… для приличия… а утром, мол, по холодку, сдаваться пойдём… а пока – это дело обмыть решили…»
«Ес-сть такое дело… пом-м-мянуть… хар-р-роший мастер был!»
«Тьфу ты… пошли отсюда… массстеррра… левши недоделанные!»
… У двери фанзы Семёнов корчился в беззвучном хохоте: «Ниндзя, говорите? Террористы? Большая кровь? Ухм, ухм, ухм…»
Сконфуженный Шкуркин смущённо водил носком сапога по свежему снежку:«Да ладно Вам… пойдём уже в участок…»
В этот миг мимо товарищей бесшумно пронёсся азиат – бегущий по снегу босиком – оставляя в серебристом лунном сиянии глубокие следы… в неверном свете луны кровь на его круглой голове казалась аспидно – чёрной…
… Пробежав ещё с десяток шагов, китаец споткнулся и упал на колени… а потом медленно завалился ничком…
Левая рука, которой он на бегу придерживал лицо – бессильно опустилась – и половина лица, вместе с носом, щекой и ухом – медленно, как в кошмарном сне – отвалилась, повиснув на полоске кожи… вокруг головы упавшего стала быстро нарастать дымящаяся на морозце лужа…
«Как Вы думаете, друг мой – это тоже гильотина?»
«Скорее, похоже на ленточную пилу… Эй, Сунь, Сергей, кто там… скорее во двор, человек помирает!»
Из тёмного проулка выскочил другой азиат – голый по пояс, сжимающий в обеих руках эфес чёрного от крови, длинного, тонкого, чуть изогнутого меча…
Увидав двух гайдзинов, склонившихся над видимо, потерявшим сознание раненым, он зашипел, чуть присел, выставил перед собой лезвие – и как-то по крабьи, бочком, стал приближаться…
Глаза меченосного азиата горели, как у голодного кота, яростным светом… на скуластом лице с маленькой щёточкой усов застыла презрительная усмешка…
«Могу ли я сем -нибуть помось пелволаждённому?»
