«Как же это он собирался делать здесь операцию – воскликнул Семёнов – в антисанитарных условиях! Небось, ещё и грязными ножами…»
«Нет, никаких ножей. Только голыми руками. Я не знаю как, не спрашивайте… это не переводимо. Да вот что-то у врача не заладилось…»
Покачивая головой и попыхивая трубочкой, даос подтвердил:«Не полусяеся, однако…»
«Да только потерпевший сам виноват – он заранее заверил нотариальное согласие на любые лечебные манипуляции, в том числе могущие повлечь смерть…»
«Всё равно его помирала… а мне было любопытно. Дземо бань!» – и мудрый даос ещё раз поглубже затянулся…
Когда озадаченные товарищи уже собирались покинуть апОтеку, дядюшка Чжэнь жестом остановил их – и попросил Шкуркина, как самого главного амбаня над извозчиками, прислать ему телегу для перевозки трупов…
«Да зачем тебе телега? Тут на ручной повозке увезти можно…»
Однако, старый-старый накурившийся даос, двигаясь плавно, как сомик в аквариуме, жестом пригласил друзей на задний, крытый гаоляном, дворик. Там, рядком, голова к голове, лежало десятка полтора азиатов – тоже, без каких-либо видимых повреждений, но мёртвые, как Лю Шао Цы…
«Ниппоныса, однако… мало-мало полусилось…»
«Scientia potentia est!» – только и проговорил пораженный Шкуркин. Приличных русских слов у него уже не оставалось…
… Между мысом Соя – Мисаки и скалой, на которой возвышается маяк Крильон, всего – навсего 43800 ярдов… сплошных туманов, серых, стоячих волн, бросающих «Херсон» с борта на борт. А где-то там, за стеной тумана, затаился коварный Камень Опасности.
Все это называется 45 градусов 40 минут северной и 142 градуса 30 минут восточной… пролив Лаперуза!
Мели, плавучие льды… а в гавани Вакканай-Ко, которая отгородилась двумя длинными каменными пирсами от бухты Соя-Ван, она же бухта Румянцева – «Мацусима»…
Крейсер. Второго ранга. 4277 тонн. Шесть 120-мм, эльсквикские. И одно орудие – 320 -мм Канэ… причём, прикрытое двенадцати-дюймовым барбетом, оно стояло на корме!
Заложенный в 1888 году в Тулоне, ко времени Великой войны он уже считался устаревшим… хотя в свое время! О, в своё время…
Война с Китаем 1894-95 годов: флагман главных сил в бою при Ялу, серьёзные повреждения и наибольший среди своей эскадры урон в личном составе, 26-ти суточный ремонт в Куре, и потом – таран собственного броненосца «Фусо»…
В Императорском флоте поэтому считался – не счастливым кораблём… так что на его долю оставалось конвоирование транспортов, береговая оборона, дозорная служба… Впрочем, предполагалось его участие в обеспечении высадки на Сахалин!
Для корабля, который даже после замены старых огнетрубных котлов на новые, системы Бельвилля, мог максимально выдавать только 15 узлов – это вполне разумные и приемлемые задачи.
Такая, знаете, ОЧЕНЬ большая канонерка…
… На «Херсоне» большой однотрубный и одномачтовый корабль с высоким и длинным, до миделя, полубаком заметили очень поздно…
Тундерман Первый опустил бинокль и произнёс великую, вошедшую в анналы Русского Флота фразу: «Господа! Бежать мы не успеем… Придётся драться!»
Драться… на дистанции 25 кабельтовых, при скорострельности главного калибра японцев – 1 выстрел в пять минут, для среднего калибра – 5 выстрелов в минуту, вероятности попадания составляли 8% и 0.66% соответственно.
У русского корабля, шестидюймовые орудия – а только их и следовало принимать в расчёт – 1 выстрел за 1.5 минуты и 2% вероятности…
Следовательно, за час боя «Мацусима» может получить восемь шестидюймовых фугасных и столько же 75-мм бронебойных (аккуратные такие дырочки в бортах) попаданий, а «Херсон» гарантированно получит 12 попаданий 120-мм и весьма вероятно, одно 320-мм… впрочем, как показал опыт, за всю Великую войну «Симы» из своего главного калибра так ни в кого и не попали!
А теперь сравните их живучесть: военный корабль специальной постройки и лайнер, защищённый матрасной бронёй…
Мало кто на «Херсоне» сомневался в том, что их плаванию приходит конец… обидно! Ведь почти до самого дома дошли…
Перегнувшись через отвес мостика, Тундерман Первый пошутил в мегафон в адрес отца Антония, церковно-ссыльного иеромонаха: «Батюшка, Вы бы покамлали, что ли… напоследок!»