Временами я задумываюсь над тем, много ли на свете людей, чью жизнь перевернуло одно неосторожно брошенное слово. Минутная оплошность – и всем твоим мечтам конец. И продолжаешь жить, кляня себя за то, что не сумел вовремя придержать язык. Слово сказано, назад не возьмешь, обмолвки не исправишь.
Мне известны по меньшей мере три человека, судьбу которых поломал их собственный длинный язык. Один – это я сам: я потерял место. Второй навсегда потерял свои иллюзии. А женщина… ей вряд ли было что терять. Впрочем, она, пожалуй, лишилась последнего шанса благополучно устроить свою жизнь.
Ни его, ни ее я с тех пор больше не видел. От него пришло через неделю короткое, сухое, напечатанное на машинке письмо. Я немедленно уложил вещи и уехал из Лондона, бросив в мусорную корзину ошметки своей служебной карьеры. Месяца через три в газетной хронике я прочел, что мой бывший шеф подал иск о разводе. До чего обидно и бессмысленно! Что-то не подумавши брякнул я, что-то сдуру сболтнула она… И не было бы всей этой истории, когда бы не злополучная улица в Вест-Энде, поблизости от Шафтсбери-авеню и Лестер-сквер.
В тот день мой начальник окликнул меня у выхода из конторы, где мы оба работали. На улице была холодина – конец декабря. Близилось Рождество, о котором даже думать не хотелось, тем более что я умудрился подхватить простуду. Он вышел из своего кабинета и покровительственно похлопал меня по плечу.
– Для рекламы рождественских каникул вы явно не годитесь, – заметил он. – Пойдемте перекусим, я угощаю.
Я поблагодарил. Не каждый день – да, собственно, и не каждое Рождество – рядовой служащий удостаивается такого приглашения от шефа. Он повел меня в свой любимый ресторанчик на Стрэнде. Когда передо мной поставили тарелку с дымящимся бифштексом, настроение у меня исправилось; я слушал, как он непринужденно смеется, как по-свойски говорит с официантом. В предвкушении праздника он даже продел в петлицу веточку остролиста.
– Послушайте, шеф, – сказал я. – Что вы задумали? Готовитесь изображать Санта-Клауса на детском празднике?
Он громко расхохотался. В уголке рта у него темнела капелька подливки.
– Нет, – ответил он, – я готовлюсь жениться.
Я недоверчиво хмыкнул.
– Я не шучу, – продолжал он. – Это чистая правда. Сослуживцы уже знают. Я им сказал, перед тем как уйти на перерыв. Старался как можно дольше держать все в секрете, не люблю лишнего шума. Ну так как, не собираетесь меня поздравить?
С его лица не сходила самодовольная улыбка.
– Черт побери! – вырвалось у меня. – Вряд ли вы захотите услышать мое мнение о женщинах.
Он снова рассмеялся – сегодня он был на редкость смешлив.
– Мой случай – исключение, – заявил он, – на сей раз все по-настоящему. Я наконец нашел ее – свою единственную. Вы мне симпатичны, дорогой коллега, я рад, что вы согласились составить мне компанию.
Я промычал нечто неопределенное, давая понять, что польщен.
– Все решилось, по правде говоря, весьма скоропалительно, – продолжал он, – но я приверженец быстрых решений. Задумал – сделал, нечего тянуть и рассусоливать. Вечером мы уезжаем в Париж, а перед этим официально зарегистрируем брак в муниципалитете. – Он вытащил карманные часы. – Ровно через час я буду законно женат!
– Где же невеста? – поинтересовался я.
– Пакует чемоданы, – отвечал он с дурацкой ухмылкой. – План поездки возник только вчера под вечер. Боюсь, мой друг, со всей этой рождественской суетой на вас свалится масса дополнительной работы. – Он перегнулся через стол и продолжал доверительным, вкрадчивым тоном: – Я целиком и полностью полагаюсь на вас. Все последние месяцы я внимательно за вами наблюдал. Вам по плечу серьезные дела. Не побоюсь признаться… – тут он понизил голос, словно опасаясь, что кто-нибудь за соседним столиком услышит его слова, – не побоюсь признаться, что я самым недвусмысленным образом на вас рассчитываю. В ближайшем будущем вам придется работать за двоих. Вы ведь не против повышения по службе? Прибавка к жалованью не помешает? Может быть, тоже надумаете жениться?
