Небольшие кубико-роботы внешне напоминали Большого Блока. Дюжина их выдавала пищу, шесть или восемь стояли, окружив зал. Когда Николь и ее друзья вошли, весь зал занимали четыреста или пятьсот октопауков, включая двух огромных наполненных и восемьдесят москитоморфов, кишевших в уголке. Многие из них повернулись, чтобы поглядеть на Макса, Эпонину и Николь. Игуаны, сидевшие не так далеко от раздачи, перестали есть и с опаской уставились на людей.
Николь была удивлена изобилием предлагаемой еды. Она выбрала рыбу с картошкой, какой-то плод, к которому привыкла у октопауков, и мед с привкусом апельсина.
– Откуда же поступает вся эта свежая пища? – спросила она у Макса, когда они уселись за длинным пустым столом.
Макс указал вверх.
– На этом корабле есть второй уровень, там и выращивают пищу... Питание очень хорошее, хотя Совет жаловался на отсутствие мяса.
Николь дважды испробовала кушанье.
– Должен предупредить тебя, – тихо проговорил Макс, наклонившись к ней через стол, – к нам направляется пара октопауков.
Николь оглянулась. Пауки действительно приближались. Уголком глаза Николь также заметила Большого Блока, сделавшего шаг к их столу.
– Привет, Николь, – цветовые полосы побежали вокруг головы первого октопаука. – Я помогал Синему Доктору в госпитале Изумрудного города. Хотелось бы еще раз поблагодарить за твою помощь...
Николь попыталась разглядеть какую-нибудь знакомую отметину.
– Прости, – сказала она дружелюбным тоном, – что-то не узнаю...
– Ты звала меня Молочным, поскольку в то время я выздоравливал после операции на линзе, и в ней было много белой жидкости...
– Ах да, – улыбнулась Николь. – Теперь я вспомнила, Молочный... Кажется, мы однажды беседовали о старости? Как я помню, ты не очень-то верил, что люди живут до старости независимо от того, полезны они или нет, и умирают естественной смертью.
– Правильно, – ответил Молочный. – Я не хотел мешать вам обедать, но мой друг жаждал встречи с тобой.
– Чтобы поблагодарить, – проговорил его спутник, – за все хорошее... Синий Доктор утверждает, что ты была примером для всех нас...
С мест начали подниматься другие октопауки. За первыми двумя образовалась цепочка. На их головах прочитывались цветные слова благодарности. Николь была глубоко тронута. По предложению Макса она встала и заговорила, обращаясь ко всей цепочке:
– Спасибо всем вам за теплый прием. Мне он действительно нужен... Надеюсь, что сумею переговорить со всеми, пока мы живем здесь вместе.
Посмотрев направо вдоль линии октопауков, Николь заметила возле себя Элли и Никки.
– Я пришла, как только узнала, что ты здесь, – Элли подошла к матери и поцеловала ее в щеку. – Могла бы и догадаться заранее, – она улыбнулась, обнимая Николь. – Я люблю тебя, мама. Мне так не хватало тебя.
– Я объяснила Совету, – проговорила Наи, – что вы только что появились здесь и еще не понимаете причин бойкота. Думаю, они удовлетворены.
Наи открыла дверь, и Николь последовала за ней в прачечную. С помощью сушильных и стиральных машин, которые они видели в Новом Эдеме, инопланетяне, спешно организовавшие Гранд-отель, устроили возле кафетерия прачечную самообслуживания. В большой комнате находилось еще две женщины. Наи преднамеренно отправилась в дальний угол комнаты, чтобы переговорить с Николь с глазу на глаз.
– Я попросила вас сходить со мной сюда сегодня, – промолвила Наи, приступая к сортировке белья, – потому что хочу переговорить о Галилее... – Она помедлила в нерешительности. – Простите меня, Николь, но я заинтересованная сторона... и я не уверена...
– Что ж тут странного, Наи, – негромко ответила Николь. – Я понимаю... Не забудь, что я тоже мать.
– Николь, я в отчаянии, – продолжала Наи. – Я нуждаюсь в вашей помощи... Ни одно из прежних событий в моей жизни, даже убийство Кэндзи, не повлияло на меня подобным образом... Беспокойство за сына снедает меня, даже медитация не приносит мне мира.
Наи разделила одежду на три кучки. Она положила их в три различные стиральные машины и вернулась к Николь.
– Видите ли, я первой соглашусь, что поведение Галилея заслуживает осуждения... после долгого сна, когда нас перевели сюда, он очень медленно начинал сходиться с остальными... Он не пожелал посещать занятия, которые Патрик, Элли, Эпонина и я устроили для детей, и ничего не делал по дому... Галилей стал мрачным и грубил всем, кроме Марии. Он никогда не разговаривал со мной о своих чувствах... Ему нравилось только ходить в физкультурный зал и наращивать мускулы... в конце концов он очень возгордился своей физической силой.
