– Мэтью, дорогой, скажи мне честно, Санта-Клаус трогал тебя?
Его отвели на склад, стул там был не позолоченный и довольно неудобный. Стул стоял на свободном пятачке, а вокруг высились стены из коробок, с виду еще более ненадежные, чем стены Иерихона на шестой день похода Иисуса Навина[62]. Костюм Санты он расстегнул, лакированный ремень свисал по бокам, теряясь среди цицит. Бледный охранник, злобный эльф, отчитывал его за непрофессионализм и пренебрежение должностными обязанностями – по его словам, Ицик справлялся со своей ролью даже хуже, чем уличные Санта-Клаусы – эти травести в красном.
– Наверно, лучше вешать бороду на крючок каждую ночь, – заметил Ицик.
Они с этим эльфом ждали, когда явится главный Санта.
Главный Санта поразил реб Ицика не менее, чем сам реб Ицик поражал детей: главный волшебник этой Рождественской империи был не толстяк, не весельчак и даже не мужчина, а невысокая женщина с поджатыми губами и без малейшего намека на живот, из которого мог бы доноситься утробный смех, и было ясно с первого взгляда, что сапоги с загнутыми носами она ни разу не надевала.
Она вручила ему конверт.
– Проверьте, – сказала она властно, и Ицик даже подумал, что вот-вот прибежит официант.
– Вы, – продолжала она, и губы ее так побледнели от гнева, что подбородок стал казаться сплошным белым пятном. – Вы позорите нашу профессию! И в нашем магазине, и в ста шести его филиалах вам больше Санта-Клаусом не быть.
Не так все просто, хотел он ей возразить. Раздавать обещания, которые вам не выполнять, – куда как просто. Верить каждому ребенку, лепечущему, что он хорошо себя вел весь год, тоже нетрудно. Но говорить человеку в красном костюме, единственному из ваших сотрудников с настоящим большим животом, единственному, у кого борода не наклеена, – говорить ему, что он не Санта-Клаус, – совсем другое дело. Такие вещи не ей решать, не решать их и реб Ицику из Ройял-Хиллз в Бруклине. Если кто и может принять такое решение, – так только Буна-Михла собственной персоной, а она сказала, что в этот год Ицику быть Санта-Клаусом. Он знал, что это верно, так же как знал и то, что радикулит или не радикулит, а будущей весной на Песах ему выносить посуду из подвала.
Спускаясь в грузовом лифте, Ицик размышлял, что хуже. Атласную коробку он пристроил к пустой одежной стойке, пустые вешалки стукались, клацая, как кости. Он представил себе, как завтра поутру поедет в подземке приносить извинения, – Буна-Михла научит его, что говорить, ну а если его тем не менее уволят – будет скоблить скамьи в этом своем костюме под зорким присмотром Буны-Михлы. Уж об этом она позаботится. И быть Ицику Сантой до конца сезона, не важно, на троне или нет.
Казалось бы, электролиз – надежное средство, волосы убивает на корню. Но, насколько могла судить Гита, за восемнадцать лет еженедельных походов к косметологу ни один волосок расти не перестал. И, несмотря на это, она каждую неделю отправлялась в итальянскую часть Ройял-Хиллз и ложилась на растрескавшийся топчан в импровизированном салоне Лили. Они беседовали. Лили прижигала и дергала. Потом Гита, с покрасневшим припухшим лицом, брела домой, и гаммамелис разъедал наэлектризованные поры.
Гита никогда не винила Лили – ни ее грубоватые пальцы, ни устаревший громоздкий аппарат. Она и не ждала результатов. Вся ее жизнь – бесконечное терпение, незавершенность, затянувшиеся отношения.
И быстро ей тоже не нужно было. Единственное, что случилось с ней быстро, так это ее шидух[63]. Одно мимолетное свидание в вестибюле манхэттенского отеля – и через месяц уже женаты. За такую экономию времени она заплатила с лихвой: восемнадцать лет неудачного брака и еще восемнадцать – порознь, в ожидании, когда Берл даст ей развод. В Ройял-Хиллз она стала местной достопримечательностью – агуна[64], ждущая решения своей участи, застрявшая в религиозном браке из-за бескомпромиссных законов. Штат Нью-Йорк оказался не лучше. Штат, где нельзя развестись без признания вины. Даже христианский суд и тот не дал ей свое благословение. Повод-то у нее не очевидный. Судья, во всяком случае, не проникся. Но что еще она могла сказать, кроме того, что не хочет быть замужем? Идиотские правила. Без вины – сама по себе идея неправильная. Кто через это прошел, тот подтвердит: когда семейная жизнь не складывается, всегда кто-то виноват, всегда.
