Опираясь на плюшевые подушки, положив руки на золоченые подлокотники кресла, Ицик не мог не признать, что Буна права. Перед тобой сотни исполненных благоговения лиц, у тебя тридцать человек «свиты», распоряжайся не хочу, так что с высоты этого гигантского золоченого кресла может и впрямь померещиться, что ты царь на троне.
Ицик просил своих помощников-эльфов следить, чтобы поток рождественских поздравлений был равномерным. Он же не из тех провинциальных евреев, что ни разу не удосужились выбраться из Ройял-Хиллз в Манхэттен, не из тех простаков, которые никогда не имели дела с иноверцами: ему не впервой напяливать этот костюм, так что он много чего знает о празднике, благо этот праздник помогает ему сводить концы с концами. Но хоть он и притерпелся за долгие годы, пожелание «счастливого Рождества» его по-прежнему коробило.
Первой оказалась девчушка вне себя от возбуждения. Такая маленькая, что посмотрит на Санта-Клауса, который потреплет ее по щечке и даст картинку – прилепить к дверце холодильника, и тем довольна. Она еще не скоро станет алчным маленьким зверьком с длинным списком требований, готовым закатить истерику, если он не пообещает все, чего она хочет.
Ицик вжился в роль и кивнул эльфу, который отвечал за малиновую веревку. Девочка метнулась к нему, как бык из загона, беспечная мать еще и подтолкнула ее – огромная толпа сделала шажок вперед – и с передних рядов до дальних прокатилась волна, которой, казалось, нет конца.
– Хо-хо-хо! – пробасил Ицик, подавая девочке руку и усаживая ее на колени.
Девочка, купаясь в лучах фотовспышек, сияла: ведь именно ей предназначалось первое «хо-хо-хо» в этом году.
– Как тебя зовут?
– Меня зовут Эмили, Санта. Я написала тебе письмо.
– Да-да, конечно. Письмо от Эмили. – Он притопнул ногой. – Ну-ка, напомни Санте еще разок: ты была хорошей девочкой?
До ланча оставалось еще минут двадцать, а Ицику уже казалось, что терпение его на пределе: уж не решил ли Господь испытать душу человека, проявив садизм? Брючины его намокли: от возбуждения дети выражали свой восторг, как щенки. Радикулит острым стеклом резал поясницу. А один мальчик – маленький нацист, не иначе, – вытащил безопасные ножницы и потянулся к его бороде.
– Вот так, – сказал эльф из Тулейна, приехавший сюда на зимние каникулы. И усадил кудрявого мальца к Ицику на левое колено. Нижняя губа у ребенка подрагивала, казалось, он вот-вот заревет.
– Не плачь, мальчик. Скажи мне, где твоя мама?
– Она ждет меня возле ланкомовского прилавка. – И, помолчав: – Ей делают лицо.
– Делают лицо? – переспросил Ицик.
– Ага.
– Таки что? – продолжал Ицик. – Ты хорошо себя вел в этом году?
Мальчик кивнул.
– Платил налоги – федеральные и штату, и те и другие?
Мальчик покачал головой: не платил.
– Так уж и быть, я тебя прощаю, – сказал Ицик. – Но Санта не налоговая служба.
Мальчик не засмеялся. И эльфы не засмеялись. А «Тулейн» ухмыльнулся.
Реб Ицик причесал пятерней бороду и вытянул вперед свободную ногу.
– Что я могу для тебя сделать? – спросил он.
– Горный велосипед, – ответил мальчик.
– И?
– Фигурки из «Боевой силы пять»[57].
– А еще?
– «Рок»[58]: «Робот, несущий смерть, возвращается», «Пожиратель людей», «Остановить чуму» и «В ожидании приза» Гэри Барри[59] со звездами – все на компакт-диске.
– Что-нибудь еще? – Если не считать хлюпиков, просивших о мире во всем мире, это поручение обещало стать самым коротким из всех сегодняшних. – Давай, не стесняйся.
Нижняя губа мальчика снова предательски дрогнула, и Ицик понял: если не вытянуть сейчас из него это последнее желание, начнется истерика.
– Итак, что же?
– Менору, – проговорил мальчик, видимо, из последних сил сдерживая слезы.
Но на этот раз истерика едва не случилась с Сантой, который сперва обалдел, потом стал судорожно вспоминать игрушку с таким названием.
– Что? – переспросил он, пожалуй, чересчур громко. Но тут же опомнился и благодушно – вернувшись к роли мистера Крингла[60]– спросил: – Как ты сказал?
– Менору.
– Но зачем хорошему христианскому мальчику менора?
– Я не христианин, а еврей. Мой новый папа говорит, что в этом году у нас будет настоящее Рождество с елкой, а свечек не будет, но так нечестно, потому что предыдущий отец разрешал мне зажигать менору, хоть он не еврей. – Слезы покатились по его щекам, он захлюпал.
