Пономарев сел за стол и жестом пригласил Брюггеля сесть напротив.
— Вас накормили?
— Да. Спасибо.
Начальник разведки передал Пономареву листки допроса.
Пономарев прочел их.
— Вы можете что-нибудь добавить к этому?
— Нет, пожалуй. — Брюггель подумал и откинулся на спинке стула — Все существенное я рассказал. Остальное — детали.
Пономарев передвинул на середину стола папиросы, спички, пепельницу.
— Курите. Игорь!
— Я, — ответил Игорь.
— Кури. Можешь сесть.
— Есть, — ответил Игорь. Сняв вещмешок, он уселся на лавке у двери, а шмайсер поставил между коленями.
Брюггель взял папиросу, помял ее в пальцах и слегка подул в мундштук.
— Помните? Провинциальный Саратов, теплая Волга? Я вас узнал сразу. Хорошее было время.
Пономарев, не поддерживая этих воспоминаний, отдал листки начальнику разведки.
— Сообщите в штаб армии.
Начальник разведки ушел, заговорщицки подмигнув Игорю.
— Вы рассказали очень много, — начал Пономарев. — Вы уверены, что готовится что-то большое?
— Судя по тому, что я видел, — да, — ответил Брюггель.
— Что ж, глазам такого разведчика нельзя не верить. — Пономарев положил руки на стол и сел удобней. — Странно только, что вы все это рассказали. Вы могли ограничиться меньшим — допустим, тем, что вы обязаны знать по службе. Но операция, которую вы обрисовали, должна повлиять на весь ход войны. Вы просто могли о ней не знать.
Брюггель согласно кивнул.
— Мог. Мог вообще ничего не говорить.
— И все-таки…
С грустной улыбкой Брюггель ответил неожиданно:
— Какой смысл молчать? Чем раньше все станет на свои места, тем лучше. Вы, надеюсь, это тоже понимаете.
— А-а-а, — Пономарев слегка наклонился над столом, чтобы лучше рассмотреть этого немца. Брюггель сидел к нему вполоборота, свесив свободно левую руку, а правой медленно подносил ко рту папиросу. Щеки у Брюггеля были гладкие, только несколько крупных морщин у прищуренного глаза да седина, перебравшаяся с виска выше, говорили о возрасте и о тех испытаниях, через которые Брюггелю, как и всякому разведчику, пришлось пройти. — Вы тоже не верите в победу Германии?.
— Почему «тоже»? — быстро спросил Брюггель.
— Не вы один в нее не верите. Теперь не вы один.
— Возможно, — согласился Брюггель.
— А раньше верили?
Брюггель долго не отвечал.
— И верил, и не верил. Точнее, иногда верил, иногда не верил.
— Вот как! Интересно. — Пономарев кулаком подпер подбородок. — Расскажите.
Уклониться от ответа было нельзя, наверное, уклониться было неприлично.
— Трагедия Германии — это начало войны с США. — Брюггель подумал. — И даже без США… Такие территории, такие коммуникации! Это же тысячи километров. Армии были поставлены невыполнимые задачи. Как, например, армии того же Паулюса…
— Кстати, а Паулюс оказался порядочным мерзавцем, — быстро вставил Пономарев.
Брюггель тоже быстро спросил:
— Потому что он пошел на сотрудничество с вами?
— Нет. — Пономарев не мог не объяснить. — Как раз тогда, когда он пошел на сотрудничество, он, быть может, сделал шаг к порядочности. А мерзавцем он показал себя в Сталинграде. У него на руках были десятки тысяч раненых, обмороженных, больных. Положение было безнадежным, Паулюс это знал, но в день десятилетия прихода к власти фашистов он послал Гитлеру телеграмму, в которой уверял, что над самой высокой развалиной города развевается и будет развеваться флаг со свастикой…
— Но…
Пономарев закончил:
— Сам он сдался, генералы его тоже сдались, но приказа капитулировать он не отдал. Вы там «стояли до конца», а потом мы не успевали подавать вагоны, чтобы вывозить эти полсотни тысяч больных. Они помирали, как мухи. Сколько же немецких жизней на совести Паулюса?
Брюггель задумался. Он был, конечно, знаком с темя объяснениями, которыми Гитлер прикрывал гибель 6-й армии: своей жертвой она, дескать, позволила создать новую линию фронта и тем самым локализовать неудачу под Сталинградом.
Пономарев подождал-подождал — Брюггель молчал, Брюггель смотрел в окно — и спросил:
— А как вы ушли из-под Сталинграда? Вас вывезли?
— Нет. — Брюггель объяснил не очень охотно. — Я присоединился к группе, которую создали несколько энергичных офицеров. Мы — часть, конечно, группы — прорвались к Манштейну.