– Ну, Петрова, давай, колись, раз обещала! – вкатилась в кабинет ухоженным колобком Танька. Лена шла за ней, улыбаясь и пытаясь сделать вид, что ей совсем никакого дела нет до Наташиных секретов.
Она, глядя на них, вдруг обнаружила, что страшно волнуется. Так волнуется, что схватилось цементом горло, и свело челюсти, и сердце колотится в груди, будто перед экзаменом. А может, это и был самый настоящий экзамен.
– Девочки, я… Помните, как я вам приносила книжки Алины Никольской-Петерс почитать?
– Ну, приносила… И что? – разочарованно протянула Танька. – Читали мы эти книжки, и что дальше?
– Дело в том, что это мои книжки…
– Петрова, ты совсем, что ли, не в себе сегодня? Понятно, что они твои! Раз ты их в магазине купила!
– Нет, Тань, я их не купила. Это – мои книжки, понимаешь? Я их не купила, я их написала! Алина Никольская-Петерс – это я!
Танька хохотнула коротко, потом моргнула, в недоумении посмотрела на Лену. Потом снова перевела взгляд на Наташу, скривила губы в насмешке:
– Это прикол у тебя такой, что ли? Гонишь, Петрова?
– Нет. Не гоню и не прикалываюсь. Вы меня простите, девочки, что я… Что я раньше не призналась. Я хотела… Ну, мне очень нравилось то, что я знаю, а вы не знаете…
– Ну ты даешь, Наташка… – медленно протянула Лена, и было непонятно, что она имеет в виду под этим «даешь». – Ни фига себе, я даже поверить не могу… Я думала, писательницы, они все такие… такие… Необыкновенные, в общем… И тут вдруг – ты…
В кабинете повисла неловкая минутная тишина, лишь слышно было, как Танька ерзает на своем стуле, не находя себе места от необычности полученной информации. Сердце у Наташи в груди по-прежнему выстукивало волнительную дробь, и отчего-то было очень неуютно, будто она призналась сейчас в неком постыдном поступке. Первой нарушила молчание Танька, произнесла совершенно нормальным спокойным голосом:
– Да уж… Теперь и не знаешь, как к тебе и относиться… Была обыкновенная Наташка Петрова, а теперь…
– Девочки, но вам же и правда эти книжки нравились! Вы же сами говорили!
– Хм… А я еще, идиотка, удивлялась, когда читала… Удивлялась, что будто бы про меня все написано! А это, выходит… и есть про меня?
– Извини, Лен…
– Да что – извини! Я, между прочим, тебе разрешения не давала свою жизнь под лупой рассматривать!
– Извини… Я действительно не имела на это права, Лен. Потому и каюсь сейчас. Тем более я же ничего плохого там не писала…
– Да не в этом дело, Наташ, – подняла на нее красиво подведенные глаза Лена. – Действительно, ты хорошо пишешь, но дело совсем не в этом. И даже не в том, что ты про меня…
– А в чем тогда дело?
– Да сама не пойму, что меня так плющит! Погоди, сейчас сформулирую… Тут, наверное, дело в обиде приземленности, понимаешь? – снова задумчиво протянула Лена. – Не знаю, как Таньке, а мне эта Никольская-Петерс представлялась такой… такой… Не описать, в общем. Слушай… А вот скажи мне… А я, например, могу книжку написать? Может, я тоже хо чу? Я ведь ничем не хуже тебя!
– Не знаю. Попробуй…
– И попробую! И я уверена, что у меня не хуже получится! Или ты хочешь сказать, что у меня таланта нет?
– Да ничего я такого…
– Девочки, вы что, ссориться вздумали? – испуганно произнесла Танька. – Ленка, куда тебя понесло-то? Тоже мне еще одна писательница выискалась! Всегда такая тихоня была – и вдруг разошлась… Пойдемте лучше перекурим это дело! А заодно Петровой какой-нибудь сюжетец подкинем! Ладно тебе, Лен… Ну, оказалась она писательницей, ну и что… У нас в стране сейчас вообще писательниц больше, чем читательниц…
Они вдруг весело расхохотались над последним Танькиным выводом, и будто треснуло сгустившееся над их головами напряжение.
– Петрова, а ты гордись, что двух читательниц в своем активе уже поимела! Пойдем курить, что ли, писательница! – поднимаясь со стула, насмешливо, но уже без обиды проговорила Лена.
– Пойдем, читательница! – так же легко ответила ей Наташа. – Сигареткой угостишь? А то у меня кончились.
– Наташ, а можно я в нашей бухгалтерии про тебя расскажу? – тихо попросила Танька.
– Может, не надо, Тань?
– Ой, да пусть рассказывает! Все равно ж не утерпит, ты же ее знаешь!
