Что касается самого зала, то он был весьма просторен, и почти все его пространство заполняли ряды не слишком комфортабельных с виду пластиковых кресел с низкими пологими спинками. Сейчас здесь находилось триста человек: сто они уже застали на месте по приходу (судя по всему, это были китайцы), и еще столько же прилетело следом – русские, должно быть, с какого-то другого космодрома. Потенциально зал мог вместить еще два раза по столько – это если учитывать только сидячие места, пришедшие позже вынуждены были бы коротать время либо стоя, либо сидя прямо на полу.
Сколько времени им предстояло здесь провести, также было неясно. На настойчивые расспросы кого-то из пассажиров сопровождающий их альгерд ограничился дежурным: «Ждите, вам все объявят». Только это им и оставалось – ждать.
В течение следующего часа зал пополнился еще двумя сотнями пассажиров – обе группы были англоязычными, но первых Глеб по каким-то очевидным для него признакам идентифицировал как американцев, а вторых – как британцев. Иван, который особой разницы не заметил, принял информацию к сведению.
Еще через час раздали обед. Пища была земная: стандартный набор в пластиковой коробке, какие обычно предлагают в самолетах. Если приглядеться, на упаковке даже можно было разглядеть надпись «Air France». Ну а что, небось, взяли порцию у французов, просканировали и тупо загнали формулу в синтезатор. Чем плохо?
Тем временем подошли еще сто человек – на этот раз какой-то конгломерат: в основном вновь англоговорящие, но присутствовала и речь, которую Голицын для себя определил как испанскую. Еды вновь прибывшим не досталось.
– Ну что, – произнес Глеб, потягиваясь и откидываясь на невысокую спинку сидения, – поели – можно и поспать?
– Издеваешься? – хмуро спросил Иван.
– Почему? Делать-то все равно нечего!
– Как это нечего? Надо думать, как отсюда выбираться!
– А что тут думать? До посадки нас отсюда все равно уже никуда не выпустят. Вот поведут на посадку – тогда можно будет что-то думать.
– Там уже поздно будет что-то думать… – буркнул Голицын.
В душе он понимал, что друг прав, но расслабиться все равно не мог: в голове его роились, строясь и тут же разрушаясь, множество планов, один авантюрнее другого. Можно, например, подстеречь кого-нибудь из разносящих еду альгердов. Например, в туалете. Оглушить, отобрать одежду и браслет, а если повезет, то и бластер… Беда только в том, что перемещаются они по залу парами, а в туалет не заходят вовсе. Да и в лицо друг друга знают, формой их не обманешь. Пробиваться с боем? Поднимется тревога, даже если удастся вырваться из зала (при наличии бластера с учетом эффекта неожиданности это даже может получиться), далеко уйти все равно не дадут. Введут чрезвычайный режим, заблокируют отсеки – и все…
Или можно, когда всех поведут на посадку, спрятаться. В том же туалете, к примеру, дождаться, пока зал опустеет… Вот только альгерды наверняка пересчитают пассажиров и, обнаружив недостачу, проверят все закоулки… Кстати, вот тут на них можно будет и напасть! Неожиданно наброситься, и… И все по новой, этот вариант мы уже рассматривали.
В результате, к моменту, когда альгерды неожиданно объявили о начале посадки на лайнер, ничего вразумительного Иван так и не придумал, только извелся весь.
– Вот теперь – внимание! – шепнул Глеб.
По залу словно пробежала гигантская волна, сметая людей со всех сторон к не такой уж и широкой двери: каждый вдруг захотел оказаться в первых рядах на посадку. У выхода тут же образовалась давка: кто-то вскрикнул, кто-то упал… Несколько альгердов тут же бросились в гущу народа. В первый момент Голицыну показалось, что они лишь добавили неразберихи, но через несколько секунд толпа действительно отхлынула, и восстановился относительный порядок.
– Видел? – негромко спросил Соколов.
– Что? – не понял Голицын.
– Ладно, ничего, потом расскажу. Просто возникла одна идея, может, пригодится…
Пассажиров вели тем же коридором, что и по прибытии на Луну, но заканчивался он теперь не у борта челнока, а у люка огромного межзвездного корабля. Иван и Глеб оказались примерно в середине медленно движущейся очереди. Голицын отчаянно крутил головой, но никакой возможности для попытки к бегству не было и в помине. Внезапно ему сделалось страшно: впервые за все время с момента старта челнока он вдруг подумал, что их затея может закончиться неудачей. Тряхнув головой, Иван попытался отогнать эту мысль прочь, но та, однажды появившись, засела уже намертво.
