Живы-здоровы и слава Богу! Что еще надо от родителей?
Больше Кира не ездила на свою дачу. Рассаду на подоконнике она какое-то время еще поливала, и какое-то время она росла. Но не до бесконечности же расти помидорам в маленьких горшочках? Что там произошло с зеленью на грядках, она старалась не думать. Теперь каждую субботу и воскресенье она отправлялась на рынок – торговать, то кофточками, то детскими колготками, то утюгами, а бывало, что всем одновременно. Комякова же с кем-то созванивалась, куда-то ездила, без устали добывая все новый и новый товар. Товар этот она часто притаскивала сама, без посторонней помощи. Руки у нее стали сильными и мускулистыми и, глядя на нее, когда в жаркие дни она бывала в открытом сарафане, Кира просто удивлялась.
На рынке Комякова скоро стала своим человеком, завела тьму знакомых, и пока Кира вкалывала на солнцепеке, «впаривая» кому-нибудь очередную вещь, где-нибудь под навесом пила кофе, покуривала и болтала.
Впрочем, спокойно жить Комякова никогда не могла. Был на рынке такой Казик – огромный альбинос, с небольшими, всегда розоватыми, как у кролика, глазками, обрамленными короткими, жесткими, как щетина, ресничками. Он входил в администрацию и занимал там какой-то пост, но это было не суть важно, важно было то, что на рынке он был главной и самой авторитетной фигурой. Он распределял торговые места, кого-то допускал, кого-то нет, не считаясь ни с чем, кроме своего личного желания, решал споры, улаживал конфликты и с каждого, конечно, собирал дань. Менее значительные лица появлялись с личной охраной, Казик же был таким большим и здоровым, что во всем полагался на себя. И вот ему-то, Казику. Комякова как-то влепила пощечину публично, при большом стечении народа.
Конечно, не просто так это произошло. Какое-то время новые знакомые, да и сам Казик, все намекали Комяковой, что пора уже начинать отстегивать положенное. Но Комякова упрямо делала вид, что ничего не понимает. Наконец, в один прекрасный день рядом с Кирой разместилась юркая, верткая, крикливая женщина и стала торговать орешками. Все документы у женщины были в порядке, придраться не к чему, и торговать на одном месте с Кирой у нее были все права. Кира буквально стояла на одной ноге, а шелуха от орешков сыпалась на ее утюги, колготки и кофточки. Понаблюдав за всем этим немного и разобравшись, что к чему, Комякова нашла Казика и вот тогда-то и влепила ему пощечину. Пощечина оказалась не совсем убедительной. Казик был слишком большим в сравнении с Комяковой, ей пришлось даже подпрыгнуть. Ее рука мягко вошла в пухлую щеку Казика и скользнула вниз, но рука тем ни менее, была уже довольно сильная, поэтому на щеке Казика все-таки отпечатались следы пальцев. Казик же посмотрел на Комякову сверху вниз, приподнял над землей, как котенка, поболтал так в воздухе и поставил на место. И все. После спокойно пошел прочь.
С этого момента все изменилось. Новые знакомые Комяковой куда-то исчезли, вернее, они оставались на прежних местах, но не с кем ей почему-то стало болтать и пить кофе. Тогда она решила организовать профсоюз в защиту мелких предпринимателей и пошла по торговым рядам собирать подписи. Но, кроме нее и Киры, больше никто не подписал.
- Успокойся, - сказала Кира. – Сколько можно быть дурой!
- Да, - сказала Комякова, пожевывая травинку. Глаза у нее в этот момент были совершенно растерянные.
Между тем, у Комяковой с Казиком произошел вот какой разговор.
- Слушай, - как-то сказал Казик, лениво поглядывая на нее сверху вниз. – Интересно, чем ты здесь занимаешься?
- Торговлей, - сказала Комякова.
- А зачем? – полюбопытствовал Казик.
- Деньги зарабатываю, - с достоинством сказала Комякова. – Себе на хлеб.
- Вот и зарабатывай, - сказал Казик. – Как все, так и ты.
- А справедливость? – сказала Комякова.
Казик посмотрел на Комякову даже не с сожалением, а с какой-то брезгливостью, как здоровое животное может смотреть на животное больное, как на какой-то совершенно безнадежный случай и постучал по лбу своим огромным, толстым пальцем. Его лоб тут же откликнулся и загудел:
