- Это глупо, глупо… - ворчала Кира.
- Ну, это мое дело, - заторможенно огрызалась Комякова. – Просто я не хочу! Не хочу и все.
Машину остановили у поворота. Кира села рядом с шофером, машинально назвала знакомый адрес.
- Что значит – не хочу? – обернулась она к Комяковой. – Я не знаю, что это такое – не хочу!
- Это твои проблемы, - сказала Комякова. – Это твои проблемы, чего не хочешь ты, я знаю – чего не хочу я!
«Последний раз, - думала Кира прям-таки в бешенстве. – Последний раз я имею с ней дело!»
III
- Вы помните, как были министром культуры? – спросила Комякова у Вахтера.
Они сидели в тесной коморке и пили кисловатый грузинский чай. Старик-вахтер, впрочем, совсем еще не старик – просто очень опущенный человек, ничего не ответил и только опять пробормотал что-то про потерянные ключи.
Если я была т а м, как-то подумала Комякова, значит э т о существует. Не важно – где, в пределах сознания или за его пределами. Э т о существует. А если существует, значит, туда можно вернуться.
После выхода из больницы голова у нее все еще болела, бывало, она часами лежала с мокрым полотенцем на лбу. Она не занималась медитациями или какими-нибудь подобными практиками, просто мысленно представляла себе старое здание телевидения и мысленно же бродила по его гулким коридорам. И как-то, совершенно невзначай, без каких-либо душевных или умственных усилий, очутилась в коморке Вахтера.
Они сидели и пили чай…
- Вы помните, как были министром культуры? – опять спросила Комякова.
- Где? – спросил Вахтер.
- Ну, в другом мире…
- Миров много, - уклончиво сказал Вахтер. – Какой вы имеете в виду?
- Тот, - сказала Комякова. – Я знаю два – тот и этот.
- Я знаю больше, - сказал Вахтер и опять проворчал что-то про какие-то ключи.
Помолчали.
- В том, другом, который я знаю, - не унималась Комякова. – Вы были министром культуры.
- Даже, - сказал Вахтер. – Ну и каким же министром я был? Плохим или хорошим?
- Хороших министров не бывает, - сказала Комякова. – Бывают лучше предыдущего или хуже.
- Я был лучше предыдущего или хуже?
- Я не знала предыдущего. Не с чем сравнивать. Ну, это было еще давно…
- Что такое – давно? – сказал Вахтер.
- В советские времена.
И тут Вахтер сказал одну вещь… Он сказал:
- Тут всегда советские времена.
- Всегда? – удивилась Комякова.
- Всегда, - подтвердил Вахтер.
- Почему? – спросила Комякова.
- Это не ко мне.
- Вы знаете здесь кого-нибудь?
- Не все ли равно?
- Что они делают?
- Работают.
Из Вахтера было трудно вытянуть лишнее слово, но Комякова не отставала. Она допила чай и сказала:
- Это карма?
- Не все ли равно, как это называется… Вы меня отвлекаете, вы мешаете мне работать, - и он опять принялся искать что-то в ящиках и на полках. Наверное, ключи.
- Вы зациклились на этих ключах… - сказала Комякова. – Цикл – это что-то замкнутое. Вам надо вырваться.
- Вы слишком много говорите, - сказал Вахтер.
Комякова вышла из каморки и подошла к лестнице. По широкой лестнице вниз шли люди. Никого из них она не знала. Рабочий день, видимо, кончился, но лица у всех были озабоченные. Вдруг в толпе мелькнуло знакомое лицо. У Комяковой была неплохая память на лица и она вспомнила Варенину, приятельницу Киры, у которой когда-то ела блинчики. Варенина была здесь постарше, одета в строгий, темный костюм, которые ее худил.
- Вы помните меня? – остановила Варенину Комякова. – Когда-то я у вас ела блинчики.
Лицо Варениной было сосредоточенным и отстраненным, а взгляд направлен не на Комякову, не во вне, а внутрь.
- Извините, - сказала она. – Я очень занята.
- Но вы же закончили работу.
- Извините, - повторила Варенина. – Я очень занята.
На другой день Комякова позвонила Кире:
- Слушай, ты помнишь Варенину? Мы к ней заходили как-то, давно, летом, когда еще письмо писали? Помнишь?
- Ну, - сказала Кира.
- Как она?
- Умерла. Года четыре назад. Я тебе говорила.
- Что-то не помню… - сказала Комякова.
- Это на тебя похоже, - сказала Кира. – Ты никогда не помнишь то, что не касается тебя лично.
- Ладно, - сказала Комякова примиряюще. – Не зверствуй. Отчего?
- Что-то с сердцем.
- Как она вообще жила?
- Не очень. Новое время ей не пошло.
