— Вы же прекрасно видите, что сейчас это невозможно: я стою на часах!
Со времени восшествия Петра III на престол прошло уже пять месяцев, и эти пять месяцев были одним долгим праздником, в продолжение которого мужчины и женщины, царедворцы и куртизанки — Петр III утверждал, что среди женщин нет чинов, — одурманивались английским пивом и табачным дымом, без чего, какое бы положение эти дамы ни занимали, император не позволял им возвращаться домой. И подобные пиры продолжались до тех пор, пока, доведенные до изнеможения долгим бодрствованием и наслаждениями, они не засыпали на диванах, под звон разбиваемых вдребезги бокалов и под звуки песен, угасающих подобно свечам, которые бледнеют при наступлении рассвета.
Но самое плохое во всем этом было то, что Петр III ежеминутно выставлял напоказ свое презрение к русским. Оловянные солдатики и деревянные пушки, которыми ему позволяли забавляться, когда он был великим князем, более не удовлетворяли его.
Мы уже говорили о том, каким мучениям Петр III подвергал солдат из плоти и крови с тех пор, как он стал императором. Но ему этого было мало. Теперь, располагая пушками из бронзы, настоящими пушками, он хотел, чтобы непрерывные залпы напоминали ему звуки войны.
Однажды он отдал приказ выстрелить одновременно из ста артиллерийских орудий крупного калибра. Чтобы отговорить его от этой причуды, пришлось — и это было нелегко — убедить его в том, что в городе после подобного залпа не останется ни одного целого дома.
Будучи игрушкой в руках своих фаворитов, которые, пользуясь близостью к нему, торговали своим покровительством, он двоих из них поймал с поличным, избил их, заставил вернуть деньги, которые они присвоили себе, но в тот же день отобедал с провинившимися, словно его доверие к ним ничуть не пошатнулось.
— Именно так, — пояснил он, — поступал мой дед Петр Великий.
Каждое утро о нем рассказывали какую-нибудь новость, которая, чтобы за ней ни скрывалось, правда или ложь, вызывала слухи, шум и всеобщее возмущение.
Так, среди прочего, говорили о том, что император вызвал из Гамбурга графа Салтыкова, первого любовника Екатерины и, по слухам, отца великого князя Павла, и вынуждал его, действуя то мольбами, то угрозами, заявить о своем отцовстве. Ну а затем, когда такое заявление будет сделано, добавляли распространители этого слуха, Петр III откажется от ребенка, который считается его сыном и по закону должен наследовать престол. После этого фаворитка императора, и без того уже начавшая выказывать безмерное тщеславие, возвысится до положения императрицы, а Екатерину ждет развод. Одновременно будут разведены и другие молодые придворные дамы, выражающие недовольство своими мужьями, и, как утверждалось, уже были заказаны двенадцать кроватей для двенадцати свадеб, которые предполагалось сыграть в ближайшее время.
Императрица же в течение трех лет жила уединенно и спокойно и, благодаря молчанию, окружавшему ее имя, заставила забыть о скандалах, которые сопровождали ее первые любовные увлечения. Она проявляла набожность, глубоко трогавшую русский народ, религиозность которого чисто внешняя; она снискала любовь солдат, разговаривая с караульными, задавая вопросы командирам и подавая им для поцелуя руку. Однажды вечером она проходила по темной галерее, и часовой отдал ей честь.
— Как ты узнал меня в темноте? — спросила она его.
— Матушка, — отвечал по-восточному витиевато ей солдат, — как не узнать тебя? Разве не ты проливаешь свет повсюду, где проходишь?!
Испытывая издевки, которым всякий раз при встрече с ней подвергал ее император, пребывая в очевидной для всех опале и фактически, если не официально, находясь в разводе, она говорила всем, кто желал ее слушать, что со стороны мужа ей приходится опасаться крайних проявлений насилия. Когда она появлялась на людях, в ее улыбке читалась безропотная грусть; словно непроизвольно, императрица роняла в такие минуты слезы, и жалостью, которую она пыталась вызвать к себе, готовила оружие для той борьбы, какую ей предстояло выдержать. Ее тайные сторонники — а их у нее было много — повторяли, что каждый день удивляются, видя, что она еще жива; они говорили о попытках отравления, которые до сих пор не удавались благодаря стараниям тех, кто лишь из преданности остался служить ей, но, повторяясь ежедневно, могут в конечном счете увенчаться успехом.
