Два или три раза в неделю он устраивал ужины, и почти всегда эти ужины превращались в кутежи.
На одной из таких шумных попоек присутствовало несколько женщин нрава достаточно легкого, чтобы их не смущало то, что им говорили, и даже то, как с ними обращались.
И только великий князь, как обычно, должен был довольствоваться ролью наблюдателя.
Его молодые друзья, и в особенности Салтыков, так стыдили его за бездействие, что под их нажимом он согласился вновь встретиться со своим хирургом. После того, как это согласие было дано, за мужество князя произнесли такое множество здравиц, что, не соразмерив свои силы со своим мужеством, он свалился и заснул мертвецки пьяный.
Салтыков, сохранивший если и не трезвость, то, по крайней мере, разум, подбежал к двери и ввел хирурга, после чего тут же была произведена операция, причем так, что князь ее почти не заметил.
Спустя несколько дней он настолько поправился, что сделал вторую попытку вступить с великой княгиней в супружескую близость. Попытка эта увенчалась успехом тем более, что теперь уже не было препятствий ни с той, ни с другой стороны.
Но посмотрите, до чего же был странный характер у великого князя: вместо того чтобы быть довольным, он рассердился и побежал жаловаться императрице.
— В чем дело? — спросила она у него. — Разве девять лет тому назад вы не прислали мне шкатулку, содержащую, согласно нашему старинному русскому обычаю, доказательство вашего супружеского торжества?
Петр замолчал: он попал в свои собственные сети. Полностью отдалившись от великой княгини, он взял в любовницы мадемуазель Воронцову, племянницу великого канцлера.
Беременность великой княгини шла своим чередом, несмотря на недовольство великого князя, и, как мы уже говорили, 1 октября 1755 года великая княгиня родила наследника, который впоследствии стал императором Павлом и о смерти которого мы рассказали прежде, чем рассказать о его рождении.
Как это принято, новость о благополучных родах великой княгини официально сообщили другим державам.
Графу Салтыкову, который в роли фаворита великого князя явно принимал живейшее участие в этом счастливом событии, поручили известить о нем шведского короля.
Салтыков уехал, рассчитывая всего лишь съездить туда и обратно.
Однако на обратном пути его внезапно задержал курьер: Салтыков был назначен посланником в Гамбурге, и ему было запрещено возвращаться в российскую столицу.
Приходилось подчиниться, и Салтыков отбыл к месту назначения.
Великая княгиня просила, плакала, умоляла, но от нее уже получили все, что от нее хотели получить, то есть наследника.
По какой же причине Екатерина прониклась ненавистью к своему сыну Павлу? Потому ли, что ребенок отличался уродством, хотя само по себе это непостижимо, ведь те, кто дал ему жизнь, оба были блистательно красивы? Об этом ничего не известно, но все знают, что мать с самого детства великого князя стала ненавидеть его.
Бытует и другое предание о рождении Павла: будто бы он был одним из восьми или девяти детей императрицы Елизаветы, и она заставила великую княгиню Екатерину усыновить его; но эта версия маловероятна и не внушает особого доверия.
Вернемся, однако, к одиночеству несчастной великой княгини, разлученной со своим возлюбленным Салтыковым, и к тому, что из этого воспоследовало.
В то время, когда она была погружена в глубочайшее отчаяние, в дело вмешался посол Англии сэр Уильямс, человек с пылким воображением и чарующей речью, который подошел к Екатерине и сказал:
— Сударыня, кротость — черта характера людей, приносимых в жертву: тайные козни и скрытое желание мести недостойны ни вашего положения, ни вашего ума;
поскольку большинство людей слабы, люди решительные всегда внушают почтение. Перестав стеснять себя, открыто заявив о тех, кто удостоен вашей благосклонности, и дав понять, что сочтете за оскорбление все, что против вас предпримут, вы будете жить по своей воле.
И он закончил свое наставление, сообщив великой княгине, что в тот же вечер представит ей молодого поляка по имени Понятовский.
Этот молодой поляк был близким другом сэра Уильямса, и, так как он был чрезвычайно красив, а сэр Уильямс крайне развратен, по поводу их связи ходили слухи, не делавшие чести ни тому, ни другому.
