Комелли намеревался продолжить поиски гигантских броненосцев в западной части Чако. Мне очень хотелось поехать вместе с ним. Однако все мы в одночасье покинуть стоянку не могли: кто-то должен был присматривать за быками, носухами и нашим добром. К тому же у нас были всего две лошади на четверых, а оставлять Сэнди и Чарли без транспорта не хотелось. К счастью, мы случайно узнали, что запасная лошадь есть у Открывателя Бутылок. Одолжить ее он категорически отказывался, но намекал, что, может быть, согласится продать. Панчо, так звали лошадь, привели для осмотра. Я мало что смыслю в лошадях и не силен в искусстве определять их возраст по зубам, но даже мне, неискушенному, было понятно, что Панчо доживает свой век. Его щеки ввалились, круп изогнулся дугой, на поникшей голове печально болтались уши. Возможно, Открыватель Бутылок отказывался одолжить клячу, боясь, что она в пути умрет от непосильной нагрузки. Так, скорее всего, бы и случилось, если бы ее с утра до ночи гоняли по монте, но ничего подобного у меня в мыслях не было. Я всего лишь хотел размеренно и неторопливо передвигаться по равнине, а Панчо для таких прогулок явно годился. Резвый жеребец, при всех его достоинствах, доставил бы мне гораздо больше хлопот. Тем не менее я все еще колебался и, на всякий случай, решил справиться о цене.
«Сколько?»
«Пятьсот гуарани», — бодро ответил Открыватель Бутылок.
Это было примерно 30 шиллингов. Даже Панчо, безусловно, стоил этих грошей — и я протянул деньги продавцу.
На следующий день мы отправились в путь, прихватив с собой мешок с фариной и немного вяленого мяса. Узкая тропа шла через кустарник, к счастью не такой высокий и тернистый, как монте вокруг эстансии Элсита. Впереди бежали притихшие собаки. Иногда они возвращались к Комелли и снова разбегались в разные стороны исследовать заросли.
Уже вечерело, когда Комелли вдруг осадил лошадь и спрыгнул на землю. Рядом с тропой зияла огромная нора. Чья она — по сияющему лицу моего спутника и размерам норы можно было догадаться сразу. Наконец мы нашли жилище гигантского броненосца! Огромная, больше полуметра в диаметре, дыра в слежавшейся земле была вырыта на склоне невысокого холма, в котором гнездились муравьи-листоеды. У входа валялись крупные комья земли, на некоторых виднелись глубокие борозды от тяжелых передних лап. Я лег навзничь и заглянул вглубь. Наглые москиты тучей кружили над головой и лезли в рот. Где заканчивается нора, я не видел, поэтому на всякий случай сорвал ветку и пошарил внутри. Лаз оказался неглубоким — не больше полутора метров. Судя по всему, гигантский броненосец вырыл его, чтобы полакомиться муравьями, а живет он в другом месте. Тем временем Комелли обнаружил следы. Они вели от муравьиной кучи через куст, огибали муравейник с другой стороны. Там открывалась другая нора, очевидно вырытая с той же, гастрономической, целью. Ее размеры, равно как и комья разбросанной вокруг земли, красноречиво свидетельствовали о размерах и мощи животного. Затаив дыхание, мы продирались через колючие заросли. Метрах в двадцати обнаружилась третья, а примерно через полчаса мы насчитали 15 нор. Любопытные собаки пролезли в каждую и подтвердили, что они пусты. Сомнений не было: броненосец рыл их исключительно в поисках пищи.
Мы присели, чтобы обсудить, куда идем дальше.
«Судя по следам, он был здесь дня четыре назад, — предположил Комелли, — иначе ливень, под который мы попали в Пасо-Роха, смыл бы их начисто. А они, гляди, сухие, осыпаются, и запаха нет. За эти четыре дня каррета небось далеко отсюда убрался».
Я тяжело вздохнул и все же в душе обрадовался: наконец-то появились неопровержимые доказательства бытия зверя, который временами казался мне мифологическим животным. Мы тщетно пытались понять, в какую сторону он ушел, старательно искали вокруг куста хоть какие-нибудь подсказки, но отпечатки лап были такие старые, что собаки не унюхали даже запах. Нам ничего не оставалось, как идти к западу в надежде найти более свежие следы.
На закате мы остановились. Комелли разжег маленький костер, и мы поужинали вяленым мясом.
