— А вы попробуйте, — перебил с улыбкой проводник. — Давайте-ка ложитесь. Ну, давайте, давайте!
Зевнув так, словно собирался проглотить весь мир, не пережевывая, король подчинился. Пристроился на сумке с вещами, укрылся куском элькассо, сиротливо свернулся калачиком. Закрыл глаза в ожидании чуда, но чуда не произошло, и Йоххи остался глух к его молитвам. Возмущенный Денхольм приоткрыл глаз в надежде испепелить шарлатана, но проводник, словно только этого и ждал, легонько дунул ему в лицо, пошептал невнятные слова заговора, ласково и нежно провел рукой по волосам…
Король провалился в сон, как уходят с головой в сугроб мягкого свежевыпавшего снега.
И во сне он снова был ребенком и говорил с погибшим братом, тогда еще живым и здоровым Божьей Милостью Королем Элроны.
И брат обещал ему, что все будет хорошо…
Наутро он подскочил свежим и бодрым, полным сил и готовым к любым жизненным неприятностям. Санди безбожно дрых, Эйви-Эйви деловито стряпал у костра, подкрепляя силы остатками вина из отощавшего бурдюка.
— А ты вообще когда-нибудь спишь? — зевая и потягиваясь, поинтересовался у бродяги король.
— А мне немного надо, — хмыкнул в ответ проводник. — Жалко тратить время на сон!
— А на похмелье тебе его тратить не жалко? — с завистливым укором кольнул Денхольм и отправился к роднику умываться.
Вскоре каша была готова, а почерствевший хлеб нарезан и щедро украшен салом. Король растолкал ворчащего, брыкающегося Санди, вооружился ложкой и управился со своей порцией еще до того, как мрачный шут приплелся к костру. Пока Санди безо всякого энтузиазма подкреплял свои силы, Денхольм помог проводнику уложить вещи и завязать заплечные мешки.
Все было готово к выходу, и, как только шут отложил ложку, Эй-Эй торопливо отмыл котел и затоптал костер. Низко поклонился истукану Заргу, положил на капище кусок хлеба с салом, смоченный в вине, — в благодарность за спокойный ночлег. И, несмотря на протесты не успевшего умыться Санди, шагнул на дорогу. Подталкивая неповоротливого шута, король устремился следом, начиная потихоньку втягиваться в задаваемый проводником неторопливый ритм.
Утро выдалось необыкновенное. Тихое и чистое, как невеста перед алтарем, полное скрытой радости и ликования. Июнь шел к середине, и уже без малого месяц король провел в дороге, вне стен дворца.
Он понемногу учился правильно ходить, подглядывал за стряпающим Эйви-Эйви, привыкал распознавать дорожные следы. Он шел, скупо выпуская слова и жесты, экономя энергию подобно голодающему над золотой тарелкой скупцу-меняле. Он полностью отдался в руки всемогущей Судьбы и перестал колоть Эй-Эя яростными взглядами, почти смирясь с необходимостью идти за человеком, повинным в смерти брата. Напротив, подобно проводнику, он стал припрятывать про запас куски хлеба и сала, выгадывая хоть немного пищи «на потом». Словом, он становился все более уверенным в своих силах путником, впитывая подобно губке нехитрую дорожную премудрость.
Король отвлекся от своих мыслей и оглянулся на шута. Санди успел проснуться, но вышагивал мрачно и сердито, не напрягаясь и не отставая, взбивая пыль все в том же неспешном темпе. Поймав взгляд Денхольма, фыркнул в колючую щетину давно не бритого подбородка и ядовито заметил:
— Бережет нас проводник, не торопится. А денежки текут. Мы вот тут прогуливаемся, а время на него работает!
Король глянул вперед на хромающего Эйви-Эйви. Проводник еле заметно дернул плечом, но шагу не прибавил. А потом и вовсе остановился.
— В чем дело?! — возмутился Денхольм, с разгону впечатавшись в его острые лопатки.
— Обедать пора, господин, — напряженно хмурясь, словно прислушиваясь к чему-то внутри себя, пояснил Эй-Эй. — Вот что, вы отдыхайте, ешьте, пейте. И ради ваших Светлых Богов не сходите с дороги! А я скоро вернусь, — и, спасаясь от возражений и приказов, так припустил в луговые травы, что спутники долго вертели головами, пытаясь вспомнить, в какую сторону свернул неугомонный старик.
— Приплыли, — растерянно развел руками шут. — Хей, куманек, у него что, живот схватило?
— Не знаю и знать не желаю, — сердито отрезал король, разглядывая столь желанные горы, царящие над горизонтом. — Надоели задержки.
