— И что, могут? — снова зевнул король.
— Не встречал, не знаю, — честно признался проводник. — Только думается мне, что вряд ли. Страшно с ними дело иметь, господин. С виду — люди, но без тени, оттого солнца сторонятся и на охоту выходят в сумерках. И еще не любят зеркал. А в глазах — ничего. Даже больше, чем ничего: желание снова стать всем. И если им удается поймать чей-то неосторожный взгляд, высасывают душу, силу, разум. Убивают, одним словом… Они очень осторожны и не сразу выдают свою сущность, они жадны, но могут ждать годами положенного срока… Если встретятся, а они обязательно вам встретятся, выбивайте глаз, не раздумывая, — самое против них верное средство.
Перед королем тотчас встали трупы с пробитыми насквозь черепами и поврежденными глазницами, оставленные на поляне возле сторожки. Тогда, не успев остыть после лихой рубки, он их зачем-то пересчитал. Семь разбитых голов. Значит, семь Пустоглазых по его душу…
— Амулет вам отдал, — вздохнул тем временем Эй-Эй с мимолетным сожалением, — пригодится, не выбрасывайте. Лучше на шее носите, там шнурок из кожи змеи Сетав… Замкнутый круг из шкуры твари, прозванной на Востоке Объятием Смерти, — сам по себе хороший оберег. Пока на вас эта безделица — Пустоглазые вам не страшны.
— Значит, — уточнил Денхольм, торопливо доставая из Кошеля Камень-Глаз и надевая амулет на шею, — Пустоглазых мне можно не бояться?
— Бояться не стоит. Опасаться следует. Они хитры, им по должности положено. Любую пакость могут сотворить.
— Отлично, проводник, ты меня утешил, — с насмешкой, за которой скрывалось облегчение, выдохнул король. — Вешшу больше не придет, твари эти не тронут. Жить можно.
Эйви-Эйви смерил его задумчивым взглядом.
— Иногда, господин, вы кажетесь мне малым ребенком, открывающим для себя мир. Вы не знаете ни друзей, ни врагов, не умеете отличить руку помощи от смертельной опасности, — кивнул он с явным сочувствием, тщательно набивая опаленную трубку. — Впрочем, это неудивительно. Многие, слишком многие сейчас забыли завещанное дедами. В мире Хейвьяра и без Пустого Братства хватает неприятностей. У Той, За Которой Нет Трех, слуг бессчетное множество, хватает нечисти, чудищ разных, божков — как щупалец у семинога. Бойтесь жрецов, вот что. Этих — бойтесь всерьез.
— Жрецов… Ее? — осторожно спросил король, стараясь скрыть волнение. — А разве у… Нее есть жрецы?
— Не так много, как ей хотелось бы, — наконец закурил проводник. — С виду и внутри — люди как люди. И тень имеется, и солнца не боятся. Сердца у них нет, Вешшу вырвала, стерва старая.
Денхольм вздрогнул и в ужасе вскочил, заметавшись между стволами.
— Она пыталась… Значит, теперь я…
— Мало ли, кто и что пытался, — жестко усмехнулся Эйви-Эйви, упрямо поджимая губы.
И король замер, с удивлением и испугом глядя на разом почерневшее лицо проводника. Но наваждение прошло, и Эй-Эй бесшабашно рассмеялся:
— Вы ей крепко вдарили, господин. Я сначала удивлялся, а потом разглядел на вашем плаще одну неприметную булавку… Не спрашиваю, как она к вам попала, но Старуха теперь до самой смерти к вам не сунется, голову кладу.
— Как мне распознать жреца Той, За Которой Нет Трех? — тихо спросил Денхольм.
— Не знаю, господин, — покачал головой Эйви-Эйви. — Боюсь, когда вы поймете, что перед вами Ее жрец, будет слишком поздно. Наверное, нужен хороший магический щит. А может, что-то иное… Старики говорят, им тоже нельзя смотреть в глаза — волю отнимают. А еще говорят, будто по их слову можно в пропасть шагнуть с блаженной улыбкой. И живым вернуться, если прикажут. Им дана великая сила над человеческим рассудком, но находились смельчаки потягаться волей. И что характерно, нет легенд ни о победах, ни о геройской гибели. Так что, кто знает, господин Хольмер… Вам бы поспать, — с нежданной заботой глянул на короля Эй-Эй, — завтра путь неблизкий, хочу поскорее вас под гору увести. У гномов надежно и просто. У гномов можно отдохнуть, не ожидая удара в спину…
— Вряд ли я усну, — покачал головой Денхольм, моргая воспаленными уставшими глазами. — И так сон не шел, а после твоих рассказов…
