— У него было твое лицо, — покачал головой король.
— Дом меня помнит, — скривил губы Эй-Эй. — Слишком хорошо помнит. До вас я был единственным, ушедшим живым с рассветом…
— Дом тебя отпустил?!
— Я — Проводник, — печально, даже скорбно, пояснил старик. — Я привык к чужому горю, моя работа — забирать страдания и укладывать на полочки души. Я впитал боль Дома, но не отравился. Я унес ее с собой и показал Наместнику Гроххельду с просьбой уничтожить Дом-убийцу, опутать место сетью охранных заклинаний. Наместник не послушал, лишь заколотил, запретив паломничество к Дому легенды Рорэдола. А ведь Дом успел убить десяток отважных воинов, даря правду в обмен на жизнь… Жаль, что я сам не решился сжечь проклятый Дом!
— Жаль?
— Наместник, узнав, что гном солгал, сам себя запер в Башне Смерти вместо дочери… Теперь в Рорэдоле именем короля правит Элькасл.
Проводник раскурил трубку, сменил пропитанные целебным настоем повязки на ранах Санди, снова уселся, поджав ноги.
— А ведь это было недавно, а, Эйви-Эйви? — неожиданно понял король.
— Да, господин, не очень давно. Лет восемь, а может, и меньше…
— И ты знал Великого Мечника Хальдейма?
— Можно и так сказать, господин. Плохо, но знал. Ради любви он нарушил воинский обет и надеялся построить счастье на обломках чести. Он был глуп…
— Это ты провел его в Зону, да? — задохнулся догадкой король.
— И у проводников бывают свои тайны, господин, — усмехнулся Эй-Эй. — Я не могу ответить. Поговорим о вас и вашем друге. Вы ходите по земле, будто вам принадлежит весь мир. И не рожден пока тот, кто дерзнет поднять на вас свою руку. Вы идете по Дороге, но не учитесь, словно память ваша настолько мала, что не может впитать новые знания…
Король и не знал, что глаза старика могут сверкать столь неприкрытым гневом.
— Ты сердишься, Эй-Эй? Но за что?
— За что?! Дверь была заколочена, мой господин! Заколочена особым образом, четыре креста в ряд — на восемь досок, и девятая — поперек! Слепой бы понял, что доски заговорены и держат нечисть! Нет, вам любопытно! Вам надо отодрать все, что прибивалось не вами! Ломать — не строить! Ладно, вошли в Дом. Могу понять, зачем трогали ожерелье, сам грешен. Но на кой, раздери вас Тёмная Сила, надо было смывать охранные руны?! На полу? На стенах? Зачем?
— Мы просто убрались, — попытался оправдаться король.
— Убрались? Надо было совсем убираться, щенки, молокососы!
— Сам дурак! Рухлядь старая! Кричал: бегите, я догоню! А там в болоте — чудовище! Санди меня еле дотащил, припадочного! Меня лихорадка била так, что…
Договорить он не успел. Проводник вскочил, заметался, пиная травяное гнилье, размахивая руками.
— За каким лядом вас в Болото Стока занесло?! Последний разум потеряли? Я вам что говорил? Бегите в лес! Лес — это ведь не болото, правда? Куда вы так припустили вместо того, чтоб отсидеться в ближайшей роще? Боги мои, Боги! За что караете?! Тот отряд, что нам дорогу в Галитен перекрыл, новый свод приказов вез! Вас, щенков, с розыска сняли! Живите спокойно, гуляйте где хотите! О Боги, подумать только: сейчас могли бы корабль нанимать!
Многое кричал проводник, долго и со вкусом перебирая любимые ругательства, ворчал, руками махал, посохом грозил…
Но король уже не слушал.
Их с розыска сняли!
Значит, можно не прятаться, подобно ворам, не таиться! Открыто ехать в Галитен, команду собирать…
— В Галитен? — расхохотался Эйви-Эйви.
Неужели он говорил вслух?
— Нет, хозяин! Из этих краев только две дороги: на Вурский тракт и к гномам, в горы!
В горы так в горы. Не важно. Важно другое: в проклятый Дом его привела Судьба.
Потому что, рискуя жизнью, он узнал главное. Он узнал ИМЯ своего врага! И понял, ЗА ЧТО погиб брат. Погиб от руки Ищущего Ученичества. От руки Убивающего Учителей, как раскалывают косточку съеденной сливы, как выбрасывают сношенные сапоги. Чтобы снова стать первым. Единственным. Великим…
Санди очнулся ближе к полудню и первым делом, не вдаваясь в душераздирающие подробности ночных приключений, запросил есть. Осмотрел рану Денхольма и присел в тенечке чистить меч, полировать до блеска. Молча выслушал рассказ короля, чуть улыбнулся новостям Эй-Эя. Мрачен он был, даже для обычного своего дурного настроения мрачен, самый невеселый шут на свете.
