В помещении уже толпилось дюжины две гостей, не считая охраны и лично Его Высочества Свина, то есть Герцога Сэя, уже, видимо, поддавшего и потому осматривающегося вокруг с блаженной улыбкой с утра счастливого человека. Польщенные присутствием высокой особы гости старательно нарезали круги в пределах видимости Его Высочества. Едва Олег появился в дверях, как церемония началась. Юрист Алесий Герасимон был распорядителем; он непременно хотел, чтобы обручальный акт был написан. Хотя Гордееву еще вчера объяснили, совершенно достаточно простого словесного договора. Но юрист важно заметил Олегу и Лицинии, явно красуясь перед герцогом: «Обручение, как и свадьба, могут быть совершены только по добровольному соглашению обеих сторон, и девушка может воспротивиться воле отца в случае, если гражданин, которого ей предлагают в качестве жениха, имеет позорную репутацию, вел или ведет дурную жизнь. Можешь ли ты, дитя мое, сказать что-нибудь по этому поводу? Ты не отвечаешь? В таком случае мы пойдем дальше, предполагая, что если девушка не сопротивляется открыто, значит, она согласна». Подписав акт, Олег подал своей невесте, как залог помолвки, железное кольцо, совсем гладкое, без всяких украшений. Лициния в знак сердечного единения, которое отныне должно быть у нее с женихом, надела кольцо на предпоследний палец левой руки, потому что в этом пальце, как считали ромеи, есть нерв, соединяющий его с сердцем. После этого «молодых» поздравил Его Высочество, причем его поцелуй с невестой затянулся, отчего Гордеев уже начал возмущаться. Впрочем, Сэй переломил себя, с сожалением оторвавшись от закрасневшейся Лицинии, и тут же пошутил, что его лекарю повезло и будь герцог лет на десять помоложе, то отбил бы такую красавицу. После герцога пару утомительно долго поздравляли все присутствующие. Единственное, что пришлось по душе Олегу, – назначал день свадьбы отец невесты. Поскольку Красс имение надолго оставлять без присмотра не хотел, то и назначил день церемонии всего лишь через неделю. После торжественного объявления об этом все разошлись, и Олег, наскоро попрощавшись с невестой и вновь обретенными родственниками, отправился на службу.
Неделя тащилась, словно поезд Москва – Владивосток в оставленном навсегда мире. Даже новости с границ внезапно стали как-то спокойнее, в госпитале и при дворе новых больных и раненых все это время не появлялось, и к Его Высочеству, страдающему от последствий неумеренных возлияний, его вызвали всего два раза за эти семь дней.
Но вот однажды утром, едва солнце встало, с трудом заснувшего вечером Олега разбудил начальник отряда охраны герцога. Вместе с Ольгертом, его помощником и парой сыскарей он тщательно проверил дом и расставил везде своих людей. Посты встали везде, даже на кухне, где личный повар герцога, приглашенный Олегом, вместе с большим отрядом помощников и поварят со вчерашнего вечера жарили, парили, варили, коптили и взбивали.
Чуть позднее, где-то в четвертом часу дня, или, переводя в более понятные Олегу единицы, к десяти утра, появились первые гости, вслед за этим подъехала невеста. Олег, соблюдая обычай, встретил ее, а потом и приехавшего герцога Сэя у входа в сакрарий, или домашнее святилище.
Особенный блеск красоте Лицинии придавал простой, но вместе с тем изысканный наряд. На ней было нечто белое, длинное, ниспадавшее грациозными складками, едва приоткрывавшее кокетливо выглядывавший носок желтого башмачка. Прическу закрывало желтое, не менее тщательно уложенное покрывало, спадавшее на плечи и спину. Лицо невесты, выражавшее одновременно и радость, и испуг, показалось Олегу столь прекрасным, что он с трудом удержался от того, чтобы не поцеловать ее прямо при встрече. Только появление Его Высочества отвлекло его от весьма нескромных мыслей. Зато герцог принял смущение на лице своего врача за радость от лицезрения его особы и подарил молодоженам поместье неподалеку от Города. Вместе со свитой герцога прибыл и претор, в чью обязанность входила регистрация брака.
Претор открыл дверь в сакрарий и, громко призывая духов дома (ларов), прошел внутрь. За ним, выстроившись парами, прошли молодожены, родители невесты, герцог со своей новой пассией, Грацией Секундой, и пять пар свидетелей. Претор остановился у алтаря, Олега и Лицинию усадили в специальное кресло с двумя сиденьями, покрытое шкурой овцы. Претор положил правую руку девушки в правую руку Гордеева и произнес священные слова. Затем к ним поочередно подходили все присутствующие и, встав перед молодоженами, объявляли о своих подарках. Сидя на мягкой шкуре и искоса поглядывая на взволнованную, ставшую от этого еще более красивой Лицинию, Олег невольно прикинул общую стоимость подаренного и иронически подумал, что он теперь стал миллионером, даже если не считать подаренного герцогом поместья.
