А потом был длинный, скучный, похожий на все когда-либо виденные свадебные торжества пир. Сначала, как водится, пили за молодых, их счастье, за их родителей, а потом просто пили и ели, причем большинство уже и забыло о причине, собравшей их здесь. Но все проходит, как заметил один мудрый пророк, прошло и это столь надоевшее Гордееву действо и наступила ночь. Ночь, после которой остались в памяти неведомо как родившиеся строки:
– Мне бы огромную ночь,
Лунную ночь
И тебя…
А потом наступили будни. Но не те, о которых в воспоминаниях остается ощущение чего-то серого, когда вечером с облегчением вздыхаешь: «День прошел и черт с ним», а радостные, наполненные счастьем и ощущением полноты жизни. Дни, когда каждая минута несет такую полноту ощущений, что и не снилась унылым пессимистам, дни, когда любое дело спорится, любая проблема кажется несущественной и решается в пять минут, а самое главное случается вечером, когда двое любящих друг друга остаются наедине. Дни, не зря названные нашими мудрыми предками «медовым месяцем». У кого-то они длятся действительно месяц, у кого-то несколько лет, счастливые пары сохраняют их до конца жизни, пусть и не столь яркие, как первоначально…
К удивлению Олега, даже больные в госпитале стали выздоравливать быстрее, а Его Высочество почти бросил пить (ну не считать же полтора литра вина за обедом и литр вечером за пьянку). На границах в эти дни тоже установилась странная тишина, прекратились даже набеги отдельных банд коннахтских «вайлдбоев»-удальцов. Олегу даже показалось, что после его женитьбы весь мир стал добрее. Действительно, боевые действия между Империей и ниппонцами затихли, пираты словно испарились с морей, Сегия заключила мир с Готской Федерацией. Все новости твердили, что наступил всеобщий мир и «во человецех благоволение». Впрочем, Гордеев этим и не особо интересовался. Куда интереснее было вживаться в мир ромейской семейной жизни. Он с удивлением узнавал, что ромейская жена была не менее свободна, чем женщины его мира. Жена полностью распоряжалась домашним хозяйством, самостоятельно тратила деньги, которые ей обязан был предоставлять муж, могла свободно ходить по городу в одиночку, без сопровождения мужа и служанок. Олег с интересом наблюдал, как она строит и воспитывает слуг и служанок, мягко, не повышая голоса, но непреклонно. Зато теперь отведенный ему дом сиял чистотой, повар готовил такие вкусные блюда, что невозможно было оторваться, а лошади личного выезда сияли чистотой и вплетенными в гривы ленточками. Жизнь, по мнению Олега, входила в нормальную колею.
Появилось даже свободное время после работы, в которое они с Лицинией гуляли по Городу. Пешком или на дрожках они осматривали парки и храмы, купались в банях, весьма, кстати, приличных и чистых, даже на взгляд пришельца из другого мира. А ему помнилось прочитанное где-то, что там чуть ли не нужду прилюдно справляли. Оказалось, что в гигиене ромеи ничуть не уступают жителям двадцать первого века, а внутри бани выглядели намного лучше, чем некоторые из посещенных ранее попаданцем в своем мире.
Хорошее настроение Олегу не испортила даже начавшаяся при дворе серьезная интрига – недавно появившаяся дама из приалайской провинции, по прозвищу Годи, попыталась с ходу стать главной фавориткой Его Светлейшего Высочества. Он только посмеивался, наблюдая, как две стервочки соревнуются в словесных баталиях и демонстрации прелестей, и как придворные мигом разбились на две партии, с самым серьезным видом поддерживающие ту или другую претендентку в фаворитки и делающие пакости друг другу.
Впрочем, вся эта «имитация бурной деятельности» оказалась Олегу полезной – занятый проблемами своего «курятника» герцог милостиво разрешил ему уехать на несколько недель в отпуск. Воспользовавшись оказией, Гордеев, не теряя времени, собрался и выехал вместе с женой и несколькими слугами в подаренное имение, расположенное в нескольких десятках миль от Города.
Запроливье. Великое Герцогство Алайское. Замок Арканар
В небольшом зале, со стенами, выкрашенными в необычное сочетание из черной основы, по которой беспорядочно разбросаны большие кляксы ярко-алого цвета, суетились слуги, устанавливая козлы, накрывая их столешницей и подтаскивая к установленному столу кресла. Наконец суета утихла, и зал на время опустел. Но ненадолго, вошедшие в него солдаты, негромко позвякивая кольчугами и оружием, тщательно осмотрели помещение и вышли. Осталось только двое бойцов с висящими поверх панцирей горжетками, украшенными узором, и один высокий худощавый человек в длиннополом одеянии, с колпаком, расписанным узором из звезд, на голове. Едва они заняли место в углу, противоположном дверям, как в помещение один за другим стали входить люди. В одинаковых коротких плащах, расшитых, согласно дворцовому этикету, серебром и золотом, в зависимости от ранга обладателя, в церемониальных кирасах и шлемах, они мало напоминали воинов и полководцев, какими были на самом деле.
