Не знаю, сколько продолжалась экзекуция, не меньше пары часов, но солнце уже начало скрываться за горизонтом. Чтобы осветить песчаный круг, Терро принёс пару факелов, воткнул их в землю, невольно давая мне минуту отдыха.
— Ну что, хватит с тебя? — издевательски спросил Терро.
— Не дождёшься! — я не собирался отступать.
— Это мы сейчас посмотрим.
Боль разлилась по всему телу. Воздвиг себя на дрожащие ноги и бросился вперёд. Хоть краешком, хоть кончиком достать. Терро плавно, танцующе ушёл в сторону, лениво взмахнул кинжалом снизу вверх, и сабля вылетела из моей руки. Продолжая движение, Терро мягко обтёк меня со стороны и на всю глубину вонзил кинжал мне под лопатку.
— А-а-а! — заорал я. В глазах потемнело от боли.
— У щенка есть зубы, — Терро выдернул кинжал и не спеша отошёл в сторону. — Продолжим?
— Да… — то ли прорычал, то ли прохрипел я.
Сдаваться мне категорически не хотелось. Перед глазами стояла кровавая пелена, сквозь которую я мысленно видел смеющуюся рожу Прохорова-младшего. Это добавило мне сил. И, если нужно вытерпеть всего лишь боль, то я согласен.
Из моей высохшей глотки доносились хрипы, руки подламывались, но я упрямо пытался подняться в очередной раз. Выставил ногу вперёд, опёрся в неё руками, попробовал встать на ноги, но непослушное тело пронзило болью, и я упал.
Лёжа на земле, смотрел в ночное небо и мириады звёзд. Невесело встречает меня Эллирия, ох невесело. Подняться уже не получалось, тело отказалось слушаться. Сбоку возник Терро. Бесстрастно осмотрел меня, а затем стальным тоном произнёс:
— Плохо, — и ушёл в дом.
Двадцать минут я приходил в себя, затем с величайшим трудом встал. Меня то и дело заносило в сторону. Подвернувшаяся палка пришлась очень кстати, и я поковылял к дому.
Выцветшая деревянная дверь оказалась заперта. Дёрнул сильнее, надеясь, что она просто заела, но тут услышал гневный окрик:
— Спишь на улице, право спать в доме получишь только после того, как сможешь дотронуться до меня оружием, и не секундой раньше!
Тихо выругавшись, я поплёлся к ближайшему дереву. Сил, чтобы обустроить спальное место, у меня не осталось. Я просто лёг на землю и отрубился.
На следующее утро начался ад, но в колокол я так и не ударил…
***
— Локоть выше, дубина, а замах-то, замах… Ты биться учишься или девушку в таверне танцуешь? Переход делай быстрее! Всеединый, дал же ученика… — Терро шагнул ближе.
Я с опаской посмотрел на прут в руке наставника. За месяц, проведённый здесь, я успел познакомиться с этим орудием слишком близко. Следующий выпад с поворотом у меня не вышел, не хватило скорости, и тут же я почувствовал жгучую боль в рёбрах. Скрипнул зубами. Зло посмотрел на скалящегося Терро. Но ничего не сказал, успел убедиться, что огрызаться — плохая идея.
— Наставник, по твоим словам, у тебя все ученики были идиотами, но хоть один был нормальный? — продолжая бой с тенью, спросил я и тут же отпрыгнул в сторону, уворачиваясь от очередного тычка прутом.
Заветы Терро гласили: смог увернуться — молодец, не смог — терпи.
— Нет, ни одного. Все были удивительно бездарными, причём каждый по-своему, — он мелькал вокруг, как коршун, норовя то и дело огреть меня прутом. — Но в итоге из всех получились вполне сносные бойцы.
Кто бы сомневался. Если какому-то садисту захочется провести эксперимент и посадить двух человек учить, к примеру, английский, то явно выиграет тот, которого будут бить током за каждое неправильное слово, интонацию или хотя бы просто за то, что косо посмотрел. Прочувствовал на себе — помогает.
Утренняя разминка закончилась через час. Не дав мне ни секунды на отдых, Терро оглушающе свистнул. Я вздрогнул, слишком хорошо знал, что это значило. Через пару минут вокруг поляны стала собираться лесная живность. Волки, лисы, с веток на меня смотрели десятки воронов, а из-за пригорка слышалось шумное сопение медведя.
— Сегодня усложняем задачу. Сначала отработаешь пять комплексов против одиночных бронированных, затем пять против стайных подвижных и завершишь тройкой смешанных. Минута отдыха и по-новой, — сказал Терро, помахивая палкой.
Я мысленно взвыл. Когда стая волков опрокидывает тебя на землю и начинает рвать на части, это запоминается навсегда, особенно при максимуме болевых ощущений.
