— Пусть попробуют теперь взять нас, — говаривал Степан. — На нас двоих, брат милый, надо пару взводов, иначе обожгутся.
Поздно вечером пришла жена, она по его наказу принесла грудного сына.
— Вот они где! — проговорила Соня, передавая ребенка в руки отца и оглядывая комнату.
Подбрасывая сына на руках, Дидов приговаривал:
— Ах ты, орел! Ну и бутуз! Видать нашу породу!
— А ты, Степа, башмаки шьешь?
— Шью, Соня, все шыо. Попадется гусь лапчатый — и того пришью, — смеялся Степан.
Он обнял жену и поцеловал.
— Да, — вдруг сказала она, — вот тебе бумажки. Знаешь, я видела сегодня Коврова, он передал для тебя вот эту пачку, чтобы крестьянам раздать…. и самому прочесть.
— Сергей?! — вскричал Дидов. — Где ты видала его?
— На базаре. Под мастера слесарного подделался… Хотелось порасспросить, да шпик помешал… Я его знаю. Здоровый такой! Вечером в Карантине видала, у Мишки Иванова, у виноторговца.
— Шпик? — спросил задумчиво Дидов. — А тебя он не заметил?
— Нет, не бойся, — успокоила его Соня.
— Ну, смотри.
Григорий вынул одну прокламацию и начал читать.
— Здорово! Это самая настоящая правда… Это дело!..
— Брось, брось! — перебил его Степан. — Я знаю, ты тоже хороший политик. Фью! Куда там! Большевик!.. Давай лучше водки за здоровье сына дербалызнем… За него, сукина кота, выпьем!
Они сели за стол. Степан налил рюмки и первый поднял свою.
— Во имя отца и сына! — засмеялся он. — Вырастай, сынок.
Все втроем дружно опрокинули рюмки и стали закусывать зажаренными украинскими колбасами и салом.
— Ну вот, дорогая женушка, скоро махнем в Феодосию, в Старый Крым, там где-нибудь в лесочку пристроимся и будем жить-поживать.
Григорий насторожился, его доброе лицо покраснело и стало еще красивее и добрее.
— Поезжай, поезжай, — сказал Григорий. — А я не поеду и Соне не советую: куда ей с ребенком! Устроишься — тогда ей и напишешь. Одному легче туда пробраться.
— А мне все равно, поеду хоть сегодня, — вставила Соня. — Надоело одной скитаться. Куда он — туда и я. Ни на шаг не отстану.
— Вот баба молодец! — повеселел Степан и, обняв Соню рукой за шею, пригнул ее к себе и снова поцеловал.
Кто-то постучал в дверь.
Все оглянулись. Григорий подошел к кровати.
Соня открыла дверь.
— Фу-ты, черт, пугаешь! — вскрикнул Степан. — Ишь какая интеллигенция, без стука входила бы.
— Нельзя. Когда вы одни, то можно, — смеясь сказала вошедшая Лиза, хозяйка дома.
— Садись, Лиза.
Женщина села за стол.
— Эх вы, пуганые вороны! — проговорила она.
— Да, жизнь у нас хуже вороньей, — наполняя рюмки, сказал Степан. — Та хоть улетит, куда захочет, а тут и лететь нельзя, да и некуда лететь… Ну, Лиза, стукни одну за сынка!
— Нет, нет, все! — воскликнула Лиза. — Что ж я одна?.. Решили уехать?
— Да, — подтвердил Степан.
— И ты, Соня?
— И я.
— Ну, пьем — и за сына, и за счастливый путь.
Разговоры затянулись до часу ночи. Уже решили укладываться спать, когда Лиза неожиданно всех остановила:
— Постойте, сейчас холодненького молочка попьем — и тогда уж на покой.
Она вышла во двор, взглянула на звездное, торжественное небо, зажгла каганец и направилась в подвальчик. Но только она вошла туда, как вслед за ней спустился местный деревенский староста и с ним незнакомый ей человек. Он вежливо предупредил:
— Не пугайтесь, мадамочка, и без единого звука ведите нас в комнату Дидовых. Предупреждаю: малейший крик — и вы будете убиты на месте.
Они поднялись наверх. У дверей погреба стоял еще один человек, огромный, толстый.
Лиза вошла в сенцы, за нею осторожно крались двое сыщиков, поблескивая оружием.
— Смотри, не айкни, убью… — шипел в тишине сыщик.
Женщина, ни жива, ни мертва, послушно шла, ощущая на затылке холодное дуло револьвера.
Дверь отворилась, сыщики вскочили в комнату. Один из них крикнул:
— Стой! Ни с места! Не двигаться!
Неожиданное появление сыщиков ошеломило братьев.
— Ах! — вскрикнула Соня. — Тот самый… которого я на базаре видела…
— Да, тот самый, голубушка, — с готовностью ответил сыщик. — Наконец привела ты нас куда следует.
— Что, Степан, узнаешь меня? — спросил крупный и толстый, похожий на борца, сыщик.
— Узнаю, — ответил Дидов спокойно. — Морду Дубова нельзя не узнать. Я только удивляюсь: как ты ускользнул от советской власти? Жаль, жаль… Я думал, тебя черви уже съели. Да, теперь вижу, что я — ваш. Никогда не думал, что так…
