Я отстранил его и улыбнулся. По щекам грека сползали блестящие дорожки слёз. Но, увидев мою улыбку, он тоже улыбнулся дрожащими губами.
— Ну вот. Говорить друг другу «до свиданья» надо именно так. С улыбкой.
Я повернулся и пошёл вдоль берега…
…Когда я прошёл около километра и оглянулся — Кристо всё ещё стоял на берегу.
Игорь Басаргин
Я когда-нибудь стану героем — как ты.
Пусть не сразу — но всё-таки я научусь.
Ты учил не бояться ночной темноты.
Это глупо — бояться. И я не боюсь.
Если встретится недруг в далёком пути
Или яростный зверь на тропинке лесной —
Прикажу им с дороги моей отойти.
Я не ведаю страха, пока ты со мной.
Я от грозного ветра не спрячу лицо
И в суде не смолчу, где невинных винят —
Это очень легко: быть лихим храбрецом,
Если ты за спиною стоишь у меня.
…Только даром судьба ничего не даёт.
Не проси — не допросишься вечных наград.
Я не знаю — когда, но однажды уйдёт
И оставит меня мой защитник, мой брат.
Кто тогда поспешит на отчаянный зов?
Но у края, в кольце занесённых мечей,
Если грянет беда — я почувствую вновь
Побратима ладонь у себя на плече.
И такой же мальчишка прижмётся к ногам
(Он, как нынешний я, беззащитен и мал…)
И впервые не станет бояться врага,
Потому что… ГЕРОЯ пацан повстречал.
* * *
Лихорадочное нетерпение подгоняло меня, словно кнутом. «Позади» не было — оставалось лишь «вперёд», и я гнался за этим «вперёд», намереваясь или догнать свою прежнюю жизнь — или, чёрт побери, свалиться замертво, пусть так!
— Никогда не возвращайтесь
В прежние места… — повторял я эти слова, узнавая в самом деле
места, через которые я спешил.
Я решил завернуть к чехам. Нет, не из ностальгии, а просто в надежде что-нибудь узнать новенькое — обо всех вообще, не только о наших… но о них — особенно. Может быть, Юлия знает точно, куда Вадим увёл наших?
Холодало резко, пронзительно, временами начинал идти снег, но я не боялся сбиться — уж эту-то дорогу я знал хорошо. Где-то в этих местах я встретил Богуша. Где-то здесь погибла Ленка Рудь. Где-то высится курган над кострищем, огонь которого поглотил Свена.
Чутьё меня не подвело. Снег улёгся, ветер раскачивал чёрные деревья в роще, за которой начиналась крепость чехов — я видел крутую узкую тропу даже через рощу, насквозь. И не остановился, выйдя на опушку рощи — наоборот, прибавил ходу, по колено проваливаясь в снег, вылез на тропинку, вёдшую прямиком на подъём в скалы.
Меня опять заметили издалека. Я вступил на горную тропу, а где-то впереди загудел рог — тут к обороне относились явно куда серьёзней, чем у Хаахти. Я откинул капюшон и, подняв лицо, на миг задержал шаг, чтобы дать себя рассмотреть. Шагнув дальше, я увидел — от скал в полутора километрах от меня, за которыми начинался подъём к пещерам, отделились два человека и неспешно пошли навстречу. Ветер относил в сторону их плащи, и мне казалось, что идущие взмахивают крыльями.
Они остановились, пройдя до начала резкого подъёма — и это был чётко рассчитанный психологический эффект: поднимающийся видел растущие в небе неподвижно-вооружённые фигуры. Один из мальчишек опирался на боевой топор, другой держал ладонь на рукояти шпаги. Оба были в жёстких просоленных кирасах, подбитые мехом внутрь плащи украшали белые львы, но ни того, ни другого я не знал.
— Кто ты? — тот, что с топором, поднял руку в высокой трёхпалой краге. — Назовись!
Он говорил по-немецки. Я махнул в ответ руками накрест над головой и отозвался на том же языке:
— Я Олег Верещагин. Мы были знакомы с вашим князем Бориславом Швердой, я знал и многих других ваших людей! Скажите, кто сейчас правит у вас?
— Княгиня Юлия, — отозвался немец (?). Я встрепенулся:
— Девушка Борислава?! Я хочу говорить с ней!
— Она будет говорить с тобой, — кивнул страж. — А твоё имя мы знаем.
— Пусть отдаст своё оружие, — сказал по-чешски второй страж. Я не двинулся с места, но ответил:
— Я пришёл к друзьям и не сдам оружия.
— Не надо, Габо, — покачал головой немец. — Пусть идёт так. Он и правда друг.
* * *
В пещерах царило обычное влажноватое тепло, заставлявшее факелы потрескивать и плеваться смолой. Обо мне, наверное, уже сообщили, потому что, когда я вошёл в сводчатый зал, там было уже светло. Юлия сидела на каменном троне, держа на широко расставленных коленях меч. Больше в зале никого не было, только слева от трона стоял хмурый рыжеволосый атлет, опиравшийся на топор. Он смерил меня прозрачным и ничего не выражавшим взглядом синих глаз, между тем как Юлия улыбнулась, и её точёное холодное лицо ожило.
