— Так, значит, они пытались выследить меня, — задумчиво проговорил Едигир, — выходит, боятся, коль ищут. Да… спасибо тебе, старый человек, за добрую весть.
— Да я же, не выдержав пытки солью, показал им место, где расстался с тобой, — запричитал Назис, — теперь горло мое будто обожжено кипятком, и я, как рыба, вытащенная на берег, глотаю воздух. А, если бы они нашли тебя, хан? Кем бы я был? В пору с жизнью расстаться… — хныкающим голосом сипло проговорил старик, то и дело прикладывая ладонь к горлу.
— Человек слаб, и я не виню тебя. А где же ты нашел мою лошадь? — Едигир подошел к ней и ласково похлопал по холке. Лошадь подняла голову и недоверчиво обнюхала хозяина, потянулась к нему мягкими губами и, узнав, положила голову на плечо. Растроганный этим, он приблизил губы к ее уху и зашептал ласковые слова. Она же в ответ тряхнула большой головой и влажными глазами уставилась на Зайлу, как бы спрашивая: "Вы теперь не бросите меня?"
И Зайла поняла этот вопрос, подбежала к ней и, проведя рукой по шелковистой шерсти, успокоила:
— Нет, милая, не бросим. Ты уж прости нас, но иначе нельзя было. Прости… так получилось…
— Если бы она не хромая была, то давно уж кто-нибудь подобрал ее, — подал голос Назис, — желающих много на чужое добро.
Лошадь приступила на больную ногу и сделала несколько шагов, как бы демонстрируя свою немощь.
— А как ты ее называешь? — обратилась Зайла к Едигиру. — Все узнать хотела.
— Да никак. Недавно она у меня. Рыжухой зову, и все.
— Нет, ей надо какое-то особое имя дать. Она заслужила это. Знаешь, что я предлагаю, — оживилась Зайла, — назови ее Яралу, значит раненная в ногу?
Едигир засмеялся:
— Уж больно не складно как-то. У нас так не принято лошадей звать.
— Можно Чатан назвать, хромая, — высказал свое мнение Назис.
— Пусть будет по-вашему, — ничего не оставалось, как согласиться Едигиру, — вообще-то и ничего, Читан… — повторил он. И лошадь отозвалась, подняв к нему голову, пристально глядя влажными немигающими глазами.
— И куда же ты, старик, теперь собираешься идти, — обратился к нему Едигир, — к себе в селение возвращаться станешь?
— Ослаб я больно. Боюсь и не дойду. Лодки нет, припасов тоже нет. Хотел вот в селение наведаться, да вас встретил.
— Пусто в том селении, все в лес подались.
— Тогда не знаю, как и быть.
— Ладно, — решил за всех Едигир, — коль судьба свела нас во второй раз, то не зря, верно, будем вместе держаться. Давайте-ка костер разведем, а то ночь скоро.
А утром решим, что делать.
Запалили костерок, и все расселись вокруг, обмениваясь неторопливо словами. Собаки лежали здесь же, время от времени вскидывая головы и прислушиваясь к шуму реки и шорохам, доносящимся со стороны леса.
Уже стемнело, когда злобно зарычал Черныш, повернувшись от костра в том направлении, где находилось селение. За ним вскочила и Белка, вздыбив шерсть на холке, учуяв кого-то. Люди также вскочили на ноги, закрутили головами, вглядываясь в темноту, но ничего не увидели.
— Может, зверь какой ходит, — шепотом проговорила Зайла, — не медведь ли пришел?
Но Едигир и Назис молчали, продолжая ловить чутко малейшие шорохи, которыми был наполнен ночной воздух.
— Медведь залег давно, — так же шепотом ответил Назис, — да и не пойдет он никогда к огню. Может, волки…
— Нет, то скорее всего люди, — сообщил Едигир и скользнул в темноту.
Собаки кинулись за ним, а старик с Зайлой отошли от костра, чтоб не выделяться на фоне огня. Какое-то время ничего не было слышно. Но вскоре собаки залились дружным лаем, и раздался чей-то вопль: "Ай! Больно! Отпусти!" То был голос не Едигира, а иного мужчины.
— Хан поймал его, — сообщил Назис, — пойдем поможем ему.
— Нет, лучше оставаться здесь, — не согласилась она. Из темноты доносились голоса, но не злобные и враждебные, а просто один человек негромко разговаривал с другим. Затем раздались шаги, и к костру вышел Едигир, подталкивая древком копья коренастого парня в теплом тулупчике и заячьей шапке на голове. Старик и Зайла подошли к костру и начали разглядывать пленника.
— О-о-о, — вдруг воскликнул Назис, — да я его знаю. Ты, однако, сын Кукдея будешь?
