Подобные настроения неминуемо приводят героя, а заодно и читателя к ощущению мировой тоски. Но чем скорее страсти наскучат молодым героям, тем убедительнее прозвучит мысль о непохожести молодого романтического страдальца на всех прочих известных литературных персонажей. Вот тут писатели полагают своим долгом назвать причины драмы: острие полемического задора направляется против общества, губящего все страстное, молодое, рожденное для ласк и поцелуев.
Писательская фантазия настойчива в создании печального образа юности, главное очарование которой во многих случаях заключается в том, что она обязательно будет принесена в жертву литературной идее.
Когда по твоей могиле…
Литература – главный поставщик того состояния, когда, по Гарсиа Маркесу, кажется, что по твоей могиле гуси ходят.
Литература упрочила юношескую уверенность в традиционности возрастных «ремесел» – одиночество, обманутость, печаль, смерть.
Причины изначальной разочарованности юного человека излагает Ф. Шатобриан: «Совершенное одиночество и беспрестанное созерцание природы привели меня в состояние, описать которое почти невозможно. Не имея на земле, так сказать, ни родича, ни друга, не изведав еще любви, я страдал еще от избытка жизненных сил». Казалось бы, любовь предложит родича, стол и дом и от души пощиплет перья жизненных сил и научит ценить жизнь. Как бы не так.
Судьба романтических страдальцев трагически печальна: родиться, быть окруженными заботами и любовью и умереть молодыми, не испытав тихой радости существования, так и не разобравшись в том, что жизнь предназначена не для того, чтобы умертвить себя первой случайной любовью, но чтобы испытать еще одну жизнь, свободную от кипучих страстей. Жизнь, отмеченную покоем и медленным приближением к тайне сущего, привыканием к вечности.
Юные герои романтизма относятся к смерти как заправские патологоанатомы. Они стоят на краю могилы… и какими только риторическими пышностями не обставляется желание побыстрее перейти в мир иной.
Общая картина книжных предпочтений выглядела безальтернативно. Нельзя не согласиться с Г. Торренте Бальестером (какое-то странное, кстати, имя): «У всех романтических героев мрачно-похоронный вид, и они напоминают героев трагедии, которые устроили коротенький антракт, чтобы отдать дань скверному любовному приключению. Они трагичны всегда, даже когда завтракают. Всем своим видом они словно говорят: „Как только завершим трапезу, тотчас же покончим счеты с жизнью. На любовь у нас времени мало: либидо не должно помешать нашим последним размышлениям о Ничто “».
Ницше изрек страшную мысль: «Жить один раз – значит вообще не жить». Идея, сформулированная в связи с совершенно другим вопросом, может быть косвенно применима к рассуждениям о цене осуществленной жизни. Герои романтиков живут один раз, они переполнены юношескими волнениями, сыплют несбыточными клятвами, безрассудно распоряжаются своей жизнью и готовы всю ее отдать за один поцелуй. Хотя, если быть объективными, подобная цена поцелуя не столь велика – героям жить-то осталось немного. Им дарована всего одна жизнь, нелепая в своей неосмысленности и настойчивом желании ее прервать. Обратимся к авторитету А. Шамиссо: «Этот малый мог бы почесть себя счастливцем, ежели бы его душа была хоть наполовину столь же бессмертна, как его куртка». Уравнивание бессмертной души с тленной вещью симптоматично. Сегодня юный романтик пообещал щедро расплатиться за поцелуй, а завтра или через неделю ему все равно умирать на поединке с врагом или со злосчастной судьбой, так и не износив модной курточки, купленной для прельщения миленьких барышень.
Против осмысленности и целесообразности жизни всегда восставали романтические герои и преданные им читатели: «Как, жить без страстной и испепеляющей любви? Это не жизнь, а прозябание». Подобные реплики удачно вписываются в партитуру возраста юности, неприязненно относящейся к любой утомляющей тело и ум работе. Такие настроения простительны тем, кто входит в эту жизнь, голым, красивым, не обремененным обязательствами перед самим собой как загадкой мироздания.
