— Пойдем поглядим, — весело ответил Владимир Ильич, чувствуя, как заначка начинает работать в его организме, производя любимые им биохимические процессы.
Выйдя на улицу, начальник обнаружил, что дорожка, ведущая от сторожки Захара до конторы, расчищена от снега, даже утоптана. И ходить по ней теперь — одно удовольствие!
— Ну и что? — лениво поинтересовался он у стоящего с унылым видом Максима. — В чем проблема?
— Да… Лопату, понимаешь… Увел… А она ж на мне числится!
Гинденблата в пределах видимости не наблюдалось.
— Пошли к нему, — вдруг сказал Владимир Ильич, сам еще не зная, что он сейчас будет говорить и делать.
Лопату они обнаружили, конечно, в сторожке Захара. Лопата, тщательно очищенная от снега, стояла у стены, аккуратно к ней прислоненная — как раз напротив таинственного дивана.
Гинденблат уже переоделся: в черный костюм-тройку, в вычищенные (хотя и старенькие) ботиночки, в белую рубашку. Даже галстук имелся! В таком виде он мог походить на кого угодно — только не на ночного сторожа-алкаша. В руках Гинденблат держал пальто, а на полу стоял кожаный портфель. Рабочая одежда лежала аккуратной стопкой на диване.
— Я слушаю вас, — проскрипел Гинденблат, всовывая руки в рукава и застегивая пуговицы пальто.
— Я…
Владимир Ильич внезапно понял, что претензии этого «козла» — Максима — по поводу его долбаной лопаты настолько никчемны, что их даже не стоит и озвучивать.
— Я хотел вам сказать, — неожиданно перейдя на «вы», сказал Владимир Ильич, — что Максиму может понадобиться лопата. Так он возьмет ее тогда…
— Чтобы на место поставил! — проскрипел Захар и двинулся к выходу. — До свидания, Владимир Ильич…
А следующей ночью Гинденблат задержал троих парней, воровавших ящики с коньяком.
Парни пришли ночью, судя по всему, хорошо зная, где стоит состав из Армении. Начали разговор с того, что хотят купить несколько бутылок дивного напитка, затем дали по башке «дяде Ване», оказавшемуся растяпой, и начали шустро сбрасывать ящики из вагона прямо на снег. Как они собирались транспортировать их дальше — это предстояло выяснить милиции… А Владимир Ильич смотрел в непроницаемые глаза Захара Гинденблата и пытался понять, как такому заморышу удалось справиться с тремя двадцатилетними здоровяками.
— Слушай, Захар…
— Яковлевич, — быстро вставил Гинденблат.
— Захар Яковлевич, — послушно выговорил начальник. — Поделись, как ты с ними управился?
В конторе, кроме них, никого не было: молодых гопников увез вызванный Владимиром Ильичем наряд милиции.
Гинденблат посмотрел по сторонам, глянул в окно и сказал равнодушно:
— А чего? Против лома нет приема…
— То есть? — не понял Владимир Ильич. — Ты что — с ломом на них?..
— Зачем с ломом? Нам лом пока, слава Богу, без надобности, — ответил Захар и вытащил из-за пояса пистолет «ТТ».
Карпов слушал историю невероятного Захара и думал: вот сидит перед ним живой материал для нового романа.
— Ты чего, заснул там, молодой? — Гинденблат хлопнул Карпова по плечу.
— Нет… Я слушаю.
— Слушаю… Я говорю — собирайтесь! Завтра приходите… Я парням позвоню. Здесь встретимся, побазарим. А насчет оружия… Подумаем, Николаич. Смутил ты меня, смутил. Дело тонкое. Я по своим каналам пробью, что за люди на тебя наезжают… Стоит ли тебе в это дело лезть?
— Так выхода нет, Захар, — сказал Максимов. — Нас уже пасут! Тут лезь или не лезь, а уже, считай, влезли. Поздно, как говорится, пить боржоми, когда почка отвалилась…
— Не, Николаич. Выход всегда есть. Можете свалить, к примеру, из города…
— Ну и что? — вступил в разговор Карпов. — Не найдут, что ли? И потом я, к примеру, не хочу никуда валить…
— Вот это верно! — кивнул Гинденблат. — Я тоже уже сто раз мог уехать. А нравится мне тут… Нравится! Потому и не уезжаю… Короче, так, мужики: сейчас ничего по делу сказать не могу. Разузнаем, поглядим, что с вами можно сделать. Но учти, Николаич, это все денег стоит.
— Да есть деньги, не волнуйся… Хватит денег.
— Зачем так сразу говоришь? Ведь не знаешь, сколько ребята запросят.
— Разберемся. Говорю — есть, значит — есть.
— Ну, ладно, мое дело — предупредить. За оружие, конечно, я отдельно возьму, а с ребятами сам договоришься… Все, голуби, разлетелись. Завтра, в это же время, здесь же.