Только выйдя на улицу, Карпов понял, насколько пьян.
— Э-э… Николаич… А как мы поедем?
— Поедем. Не волнуйся… Чего это тебя так растащило?
— А чего ж не растащиться-то? — Карпов громко рассмеялся. — Слушай, Николаич, давай еще возьмем? Але привезем…
Николай Николаевич тоже был уже, так сказать, на хорошем взводе. И, обдумав предложение приятеля, кивнул:
— Возьмем! Пить так пить. А то, знаешь, Толя, не люблю я этак — «по рюмочке, по маленькой»… Только Аля-то нас за алкашей не будет держать?
— Не тушуйся, Николаич, прорвемся! Она тоже выпить не дура.
— Да. Это я заметил. Ну что же…
Когда они приехали к месту назначения, поднялись к нужной квартире и позвонили в дверь, Максимов состроил Карпову страшную гримасу: держись, мол, не показывай сразу виду, что мы нажратые!
— Ой, мужчины наши пришли! — Аля стояла на пороге и широко улыбалась. — Да вы, кажется, погуляли?
— Погуляли, это точно, — кивнул Максимов, входя в прихожую. — И если ты, Алечка, не против, то, может быть, продолжим? Немножечко… Посидим, как вчера… Мы тут взяли кое-что…
— Обязательно, обязательно! — закричала Аля. — Тем более что у меня для вас такой сюрприз! Такой сюрприз…
— Какой сюрприз? — покачиваясь на пороге спросил Карпов. — Что за сюрприз?
— Вы пройдите. Пройдите в комнату-то…
Мужчины, не снимая ботинок, проследовали за хозяйкой в гостиную. На диванчике у окна сидела черноволосая, коротко стриженная молодая женщина. Карпов прищурился, шагнул вперед и поклонился.
— Анатолий Карпов, Советский Союз! Вы нам составите компанию по выпиванию легких спиртных напитков?
— Толя! Коля! Это же Наташа Белкина! Та, к которой вы меня отправили! Вы что — забыли все?!
— Нет, как можно-с! — отрапортовал Карпов. — Только Белкина… Белкина…
— Господи, Боже ты мой! Наташа Белкина, из больницы… Та, которую грузовик сбил!
— Ах, Белкина! Это та, что от Маликова!
Максимов отстранил плечом своего забывчивого товарища, подошел к женщине вплотную и внимательно посмотрел ей прямо в глаза.
— Вы — Наташа Белкина?
— Да…
— А как же вам удалось… Из больницы?..
— Это все Аля…
— Я вам сейчас все расскажу! — перехватила инициативу Аля. — Натуленька, деточка, помоги на стол собрать… Сейчас, сейчас, мужчины! Все вам расскажем, все расскажем… И вместе подумаем, что делать дальше. Раз уж я связалась с вами, придется вам помогать до конца… Сами-то вы — посмотрите на себя! Наташа! Ты только посмотри! Они утром поехали по делам! И что? Оба — в лоскуты! Эх, мужчины, мужчины… Куда вы без нас?!
— Без вас мы — никуда, — солидно ответил Карпов, пытаясь стащить с себя куртку. — Никуда… Но мы тоже кое-что предприняли.
— Я вижу, вижу, что вы предприняли. Молодцы, нечего сказать!.. Ладно, вываливайте все на стол, что вы там привезли и поужинаем. А то на голодный желудок решения принимать нехорошо, это я точно знаю.
Кульков очень любил сниматься. Еще большее удовольствие он получал, лицезрея себя на экране телевизора. Но вот подготовительный процесс…
Ему, в целом, была приятна вся эта суета: гримеры, обмахивающие его широкое, «русское» (он очень гордился своим лицом — большим, круглым, с обманчиво-простецким выражением) лицо толстой кисточкой, сметая лишние частицы пудры; длинноногие девчонки, берущие его за руку и ведущие в специальную комнату, где для него уже был накрыт столик (все, как он любил — бутербродики с икрой, минеральная водичка, фрукты и коньячок; чашечка горячего кофе — непременно!). Однако Саня Громов, занимавший в сложной, самому Кулькову до сих не до конца понятной партийной структуре (которую он, несмотря на это непонимание, возглавлял) должность имиджмейкера, всячески уговаривал Александра Александровича изменить свои гастрономические пристрастия или хотя бы не демонстрировать их на людях.
— Вы бы еще, Сан Саныч, копченую колбасу наворачивали! — говорил он. — Икра — это пошлость, плебейство… Поедая в таких количествах икру, вы, с одной стороны, раздражаете ваш любимый пролетариат, для которого эта икра — как красная тряпка. С другой — люди понимающие скажут, что Кульков — человек голодный, из низов, и, выходит, купить его можно за хорошую жратву и за недорогой «форд» с легкостью… Выберите наконец что-нибудь более изысканное!
