возникшее из магометанства, представляет из себя одно из самых высоких и чистых религиозных учений.
Очень рад буду, если мой ответ удовлетворит вас.
Желающий вам всего истинно доброго
Печатается по копировальной книге № 8, л. 405—406, куда вклеен дубликат подлинника, написанного и датированного на машинке. Впервые опубликовано в переводе на немецкий язык в книге П. И. Бирюкова «Tolstoi und der Orient», стр. 119—120.
Ответ на письмо студента, перса по происхождению, Фридуна Хана Бадалбекова (Москва) от 4 декабря 1908 г. (почт. шт.).
>1 Об этой книге см. т. 77, стр. 242.
>2 Об отношении Толстого к бабизму см. т. 73, письмо № 126.
1908 г. Декабря 28. Я. П.
Получил ваше последнее письмо, милый друг Владимир, с вашим решением о деньгах. У нас в распоряжении есть 100 р. Куда выслать их?
Понимаю, что часто тяжело вам телесно, также и семейно, но, судя по вашим письмам, дышащим>1 искренностью, душе вашей — ах, хорошо, завидую — грешен.
Мне очень хорошо, так что о зависти сказал для красоты слога. Оч[ень] меня тронул тот снохач, с кот[орым] вы говорили в бане. Что он?
Много, много друзей, к[отор]ых не стою. Прощайте пока.
Лев ТолстоЙ.
28 дек. 1908.
Впервые опубликовано в ТТ, 3, стр. 109—110.
Ответ на письмо В. А. Молочникова, в архиве не обнаруженное.
>1В подлиннике: дышащих
1908 г. Декабря 28. Я. П.
Ясная Поляна, 28 декабря 1908 г.
Получил ваше длинное, хорошее письмо и порадовался за вас. Как ни едины мы с вами по пониманию значения нашей жизни и вытекающего из этого понимания поведения, мы не можем не различаться вследствие наших возрастов в некоторых подробностях.
Вы ищете средств, путей служения людям и установления внешних форм своей жизни. В этом я вижу увлечение потребностью деятельности молодости. Мы — орудия высшей воли, трубы, через которые она проявляется и делает ей одной — не нам — понятное дело. Наше участие в этом деле, оно же и наше великое, всегда доступное благо, только одно: держать в чистоте эти трубы, свободными от личных желаний. Изменения же внешние, поступки, будут неизбежными последствиями этого держания себя в чистоте. Какие же они будут? Мы не знаем и не можем знать.
Я составил себе краткую молитву, которую стараюсь повторять себе в трудные минуты и как можно чаще среди суеты жизни.
«Жизнь только в любви. Хочу жить сейчас только ею. И пусть будет не то, чего я хочу, и не так, как я хочу, а то, чего ты хочешь, и так, как ты этого хочешь». Мне бывает полезна такая молитва.
Любящий вас брат
Печатается по копировальной книге № 8, л. 404, куда вклеен дубликат подлинника, написанного и датированного на машинке.
Письмо адресата в архиве не найдено. Фамилия его проставлена на дубликате подлинника.
1908 г. Декабря 31. Я. П.
Ясная Поляна, 31 декабря 1908 г.
Благодарю вас, что известили меня о тяжелом (также и для меня) положении вашей жены. Пишу ей, что могу сказать и что думаю о наилучшем, что она может сделать в своем положении. Как найдете случай, передайте ей это письмо. Очень попросил бы вас более подробно сообщить мне о тех обвинениях, которые взведены на вашу жену, и о ней самой и ее жизни. Мне не нужно вам говорить, что не любопытство руководит мною, а искреннее, глубокое сочувствие к ней.
Печатается по копировальной книге № 8, л. 411, куда вклеен дубликат подлинника, написанного и датированного на машинке.
Егор Петрович Петров (1874—1927) — экономист, в 1908—1917 гг. работавший в московском губернском земстве. Первым браком был женат на К. А. Романик (фамилия по первому мужу).
Ответ на письмо Е. П. Петрова от 26 декабря 1908 г., переславшего письмо своей жены. См. письмо № 344.
* 344. К. А. Романик-Петровой.
1908 г. Декабря 31. Я. П.
Ясная Поляна, 31 декабря 1908 г.
В том положении, в котором вы находитесь, возможны два отношения к тем людям, с которыми вы невольно соединены (разумею и сотоварищей по заключению, будь это воры, убийцы, уголовные, и не менее, но, наверное, более развращенных людей, — тюремщиков, с которыми вы поставлены в невольное общение). Отношение, в котором вы почувствуете себя к этим людям, неизбежно вытекает из понимания значения для вас того насилия, которое над вами совершено. Можно смотреть на это насилие, как на последствие дурных свойств людей, производящих это насилие, и испытывать к этим людям недоброе чувство, видеть в них только дурное, не только не любить, но ненавидеть их. Для заключенных это самое обыкновенное отношение и вместе с тем самое для них же тяжелое и мучительное. Другое отношение, вытекающее из того мировоззрения, которое, как я думаю, мы с вами одинаково разделяем, есть отношение тем большей любви, чем больше те люди, с которыми имеешь дело, думают, что делают тебе зло. И, удивительное дело, любовь к любящим есть радостное чувство, которое мы все знаем, но любовь к ненавидящим, делающим нам зло, есть одна из высших духовных радостей, которой лишают себя люди, не вызывая ее в себе.
