Впрочем, это всего лишь сон, - флегматично констатировал Жорка, - фантазии разума, отражение тайных желаний. Когда я последний раз поимел бабенку? - даже не вспомню. Попробую завтра позвонить Вике: пусть приедут девчонки, заодно уберутся в квартире. Стоп! - о чем это я? Ах да, о сюжете сна. Судя по последним событиям, банкет отменяется, похмелья не будет, да здравствует секс! Я возражать не стану. Если, конечно, все будет столь же реалистично.
- Секса тоже не будет, - с укоризной сказала она, - совсем ничего не будет. Ты даже не прикоснешься к открытой бутылке. Тебе давно уже хватит.
Странно как-то она все это сказала, не разжимая губ.
- Простите? - мысленно произнес Устинов и поднял глаза с тайной надеждою на ответ, - вы кажется вторглись в мои размышления?
- А ведь ты меня до сих пор не узнал!
В этот раз он воспринял даже эмоции: всю горечь ее, обиду и боль. Память вдруг обожгла:
- Господи, - отшатнулся Устинов, - Господи!
Он раньше никогда не испытывал столь сладкой душевной муки: задыхался, не находил слов. Круговорот чувств, оторвавших его от земли, был выше любой, самой изысканной речи. "Печаль моя светла" - такие слова есть только у Пушкина, да у Бога. Как по-другому скажешь? Неужели когда-то и он ощутил нечто подобное?
- Как же мне тебя не любить, как же не помнить? - повторял он, как заведенный, не сводя с нее повлажневших глаз. - Мне было неполных шестнадцать, когда...
- Не будем об этом, - перебила она и покраснела. - Мне стыдно, что я совратила мальчишку, явившись к нему в ночи. Но... я не могла допустить, чтобы ты в первый раз сделал это с какой-то другой, пусть даже во сне.
- А зачем ты мне снилась потом?
- Просто скучала. Иногда я слежу за тобой, путешествую в твоих снах. Помнишь первый закон Мироздания?
- Нет. И даже не представляю, о чем там может идти речь.
- Ничто в этом мире не исчезает бесследно, даже любовь.
- Почему же, проснувшись, я все время тебя забывал?
- Если бы ты все помнил, искал бы меня всю жизнь. И не нашел, и был бы несчастлив, и совсем не имел бы семьи, а все это плохо.
Пол заведения снова качнуло. Да как же здесь неуютно!
- Тебя что-то волнует? - спросила она. - Ах да, сумка! Не беспокойся, скоро подъедут мои ребятишки и нас с тобой заберут. Ты ведь хочешь увидеть мой дом... наш бывший дом?
Они вышли на снежную улицу. Было по-прежнему холодно. Во сне очень легко потеряться, Жорка этого не хотел и крепко держал женщину за руку. Семенил как ребенок за матерью, которая точно знает, что следует делать и ей, и ему.
Юная и красивая, свет моей истощенной души, как же с тобой хорошо!
Она безошибочно подошла к нужной старушке, дала ей немного денег, приняла сумку. Бабушка долго кланялась:
- Дай Бог вам здоровья и семейного счастья!
- Подожди! - Жорка дернул ее за рукав дубленки и выпалил скороговоркой, будто боясь позабыть самое главное, - у тебя ведь, есть имя?
- Есть, - согласно кивнула она, - у каждого человека должно быть свое имя. У меня было много разных имен, все не упомнишь, но сейчас это не важно.
- Нет важно! - он так раскапризничался, что топнул ногой. Ну, пацан пацаном!
- Ну, хорошо. Для тебя я навеки останусь Анной.
- Анна... - Жорка попробовал имя на вкус, - Анна! - закричал он, ликующе.
- Не так громко, - засмеялась она, - мальчишек моих постесняйся. Они нас уже ждут, скоро начнут искать.
У фасадной стены старинного дома стоял небольшой грузовик. Стоял прямо на тротуаре, чуть ниже распахнутых окон. Двое веселых парней что-то бросали в кузов.
- Заберите у него сумку, - издали крикнула Анна, - он очень боится ее потерять!
Один из парней засмеялся и вытер вспотевший лоб. Другой выпрыгнул из окна, подбежал и поцеловал ее в щеку.
- Не желаете пива? - спросил он у Жорки. - Я много наслышан о вас.
- Как о любителе пива? - с горечью пошутил Жорка.
- Не обижайтесь.
- Нет, - отрезала Анна, - он ничего не желает! Дайте сюда бутылку. Сейчас вы увидите фокус: как только я начну ее открывать, у нее разлетится горлышко - оп-па!
