Готовили в кабаке так себе — утка жестковата, грибы пережарены, рыба пересолена, а в кувшине брага из вываренного кленового сока — недобродившая и кислая, отвратная. Только икра хороша. В империи даже небедный человек может так и не попробовать икру за всю жизнь, дорого слишком. А Ресу повезло — в его приемной семье иногда покупали на праздник маленькую банку. Потому что деньги деньгами, а жизнь одна у человека.
Беглецы не только ели и пили, но и присматривались, прислушивались. К примеру, Рес так и не понял, откуда свет в сетчатых шарах, что освещают кабак. Всматривался — вроде бы, закреплено что-то маленькое на тонких проволочках посередине шара, но слишком ярко оно светится — колдовство, не иначе. А сами светильники выглядят слишком добротно сработанными, как для здешних мест — из тонкой проволоки (а ее надо уметь прокатывать), и переплетение очень аккуратное.
Большинство в кабаке было людьми смешанной крови, но Рес увидел и лесовиков, равнинников, горцев. За одним столом с Хидухом сидел явный поточник, даже с оберегами на шее, причем их было не шесть, а десятка два-три. Леск тоже заметила:
— У этого поточника восемь оберегов совершенно лишние. Разве что его суеверия не такие, как у других квай ирт.
А еще Рес увидел за дальним столом двоих мужчин в полотняной одеже, а не в шкурках, как остальные. Но это, допустим, неудивительно, раз Хидух предлагал полотно в оплату, другое удержало взгляд Реса — один из хорошо одетых был островянином. Настоящим, даже волосы в масле. А люди островов не могут без моря. Побережники и моряне, хоть и предпочитают жить на берегах, вполне селятся посреди пустыни, где вода только в колодцах, и неплохо себя чувствуют, но островяне вдали от моря чахнут, больше месяца-двух не выдерживают. Не умирают, с ума не сходят, зато тоскуют сильно. То злятся просто так на всех и все подряд, то слезу пускают, особенно женщины, то полное равнодушие на них накатывает. Спят плохо, едят мало и без удовольствия, да еще и много пьют. А этот островянин тосковать не собирался — сидел спокойно, слушал собеседника, посмеивался, прихлебывал из кружки. Недавно с моря значит, к тому же скоро к морю вернется, иначе бы уже сейчас тоска проявилась. Неужели спустится вниз по Колдунье? А может быть — и дальше пойдет, в человеческие страны? Может, он торговлю ведет — икру отсюда возит. И сюда найдется, что привезти, например выпивку — самое поганое вино лучше здешней браги. Нет, слишком островянин спокоен. Как будто море совсем недалеко… может быть, так и есть, а карта Леск неправильная?
Рес осознал, что слишком долго пялится на островянина, но тот как будто не заметил. Странно. Местные вообще казались невнимательными — друг друга не слушали, а только ждали, пока собеседник договорит, чтобы вставить свое слово.
Разговоры в кабаке велись скучные: про семейные дела, про погоду, про еду и выпивку. Но из пустой болтовни можно много полезного узнать, если вдумываться. Например, донеслось от соседнего стола:
— Все-таки надо бы нам и рыбы запасти сушеной, соленой можно. И чтобы не только на зиму. А то будет, как в этом году — отдали за еду все, что на икре заработали.
Или еще — женщина смешанной крови говорила с Хидухом:
— Так не уступишь бочонки-то? Ну, ты посуди, чем мы за них заплатим-то, пока нереста нет? Потом-то икрой рассчитаемся, а без бочонков в чем икру держать-то? В коробах снова протухнет.
— А разве вам можно верить? Бочку возьмете, а платить откажетесь. Вот если бы предложили что в залог.
— Да если бы было у нас что в залог, стали бы мы просить-то?! Уступи бочонок-то, не черни душу!
Стало быть, только икрой местные и живут. От нереста до нереста, и берут только икру, рыбу выбрасывают. А в остальное время едва не голодают. Хотя меньше чем в одном переходе полно дичи, а в реке рыбы хватает. Странные люди.
И с законами у них не все слава небу, раз могут взять бочонки и не расплатиться. Но души чернить боятся, это хорошо.
Расслышал Рес и голос того здоровяка-равнинника, что к Леск приставал:
— А чего он? Откуда я знать мог, что он взъестся так? Да и не делал я ничего, сказал только, что она тощая…
