Тогда только по дороге, разве что ночью через поля попробовать, но как потом покупать лошадей?
Лесовики народ оборотистый, обстоятельный — устроили перед кордоном торговлю, раз тут толпится много людей. Издалека видны румяные горки булочек и стопки лепешек, благоухает над угольями вымоченное в вине мясо со специями, шкварчит в глубоких сковородах рыба.
Рес оставил Леск подальше от кордона, сам пошел осмотреться. Купил дорожных сухарей. И заметил во взгляде торговки удивление: чего это дворянин в простецких сушках нашел? Плохо, запомнить может торговка. Даже засомневался, стоит ли здесь еще что-то покупать, но соблазнился, увидев копченый сыр, который пузатый купец продавал прямо с телеги. Самое то в дороге, так что Рес взял два круга.
Когда укладывал покупки в мешок, к телеге подошел пахнущий сыроварней мужик, испуганно заговорил с купцом:
— Это ты не мой сыр-то продаешь?!
— И твой тоже. Чей же еще-то?
— А чего в Кузницы не везешь-то?
— А подорожной нет. Аж за шестнадцать дней помощник вызывает. Да и то, дадут ли подорожную-то.
— Разорение… Слышь, а как не дадут-то?! Это ж и мне разорение, и тем мужикам, у кого я молоко скупаю… да и тебе!
— Не бойся, у Лаиса подорожная есть, потому как он из Кузниц гвозди возит для имперских надобностей.
— Да не хватит ему серебра, сыр-то весь выкупать! И торговцы в Кузницах не знают его.
— А я с ним письмо передал тем торговцам, чтобы сыром нашим торговали. Лаис отвозить будет, те торговать. Только чтоб по-честному надо все, через стряпчего, а то потом не докажешь ничего. А тут я торгую, чтоб без дела не сидеть. Да и чего бы подорожную не давать мне-то? Мастеровым-то в кузницах есть чего-то надо, я им сыр-то и вожу, да рыбу, да копчености.
— А ежели скажет помощник наместника, что копчености мастеровым не нужны, что роскошь это лишняя?
— Ну так соль возить буду. Без соли-то никуда, а до сих пор только Танкрис один возил ее-то.
Рес невольно усмехнулся — приспосабливается народ к новой жизни. Иэй бы порадовался, что все купцы теперь хотят возить товар ради блага Империи, но для блага ли? Хватит ли мудрости у наместника, тем более у помощника его, разобрать, что благо, а что вред? И до чего же глупо получается — чтобы из Бурного Плеса в Три Кузницы попасть, в соседний город всего лишь, подорожная нужна.
Подслушал Рес и еще один разговор — двое парней на легкой одноконной коляске, с виду младшие советники, переговаривались тихо, но разобрать можно, если слух как у людей побережья:
— …ладно, служивым, а остальным что делать? И так полмесяца мужичье по лесам следы выискивало. Если бы хоть много наловили, а то все отставшие какие-то, одиночки, да большинство оказалась не побережниками, а случайными бродягами.
— То, что бродяг выловили, тоже хорошо, тоже благо для Империи. А обязательным сделали, потому, что потеряли мужики охоту ловить побережников. Никто уже не хочет идти в леса или патрулировать реки.
— С чего вдруг?! Золота не хотят?
— Бояться стали. Просто не ждали, что побережники станут отбиваться, а так — то одному зубы выбили, как на ночевку беглых вышел, то другого подстрелили, когда сам в засаде с самострелом сидел. А кто и сгинул вовсе, да как раз там, где потом тайные дороги нашлись. А есть же и те, кто про тайные дороги знал, но не сказал. В Сырой Коре знаешь, что было? Старик один, лесничий, побережников за золото переправлял через Холодный Поток. Пока указ не вышел, а старик как раз обоз один спровадил. Ну и доложился служивым, за доклад тоже золото положено, хоть меньше, чем за поимку. Но за обоз старику немало перепало бы. Догнать обоз служивые догнали, а взять не смогли — отстрелялись побережники из луков, а сами второй раз через Холодный Поток переправились. Только и досталось служивым, что один боец, который оставался последним на берегу, стрелы пускал, будто много их. Самый никчемный остался, старый уже. Взяли его, а он понял, кто доложился, да и рассказал служивым, что старик тот, лесничий, три десятка чешуек за переправу взял с побережников, а это вроде как помощь врагу. Лесничего в колодки. Может и отпустили бы, если б он все золото, что с побережников взял, в казну выдал, да на самом деле только полтора десятка чешуек старику было заплачено всего. Уж как он оправдывался, не верили ему, что всего полтора десятка. Так и пошел на рудники на старости лет.
