Момент неожиданной ясности. Так Корбек это понимал. Когда ты вдруг разом постигал смысл.
Определённо, ему не следовало становиться офицером. Никогда. Даже сержантом, не говоря уже о высшем командовании танитского полка. Конечно, как ему сказали, он был статным и харизматичным. Он был личностью, и солдаты сплотились вокруг него. Именно это Гаунт увидел в нём, когда они впервые встретились. Наверное.
И Корбек был счастлив служить.
Но вот какая штука. Гаунт сделал его полковником. Хотя Корбек не просил об этом. Он не гнался за этим. Он не был амбициозным человеком, как Даур или, Император упаси, Роун. Ни на что подобное он не претендовал.
Что там говорили о нём? Хвалили? Он просто шёл впереди. Вот и всё. Он всегда был счастлив оказаться в гуще событий или в бою, преодолевая трудности.
Он был рослым и сильным сыном станочника из графства Прайз. Он должен был стать солдатом, рычащим псом и фесово радоваться, зарываясь по уши в грязь, которой тут хватало, а не стоять по эту сторону перекрёстка, раздавая приказы.
Корбек на мгновение задумался, наблюдая, как масло стекает в соседний окоп.
— Третий бак пошёл! — прошипел Коун. — Это сработает?
— Давай узнаем, — ухмыльнулся Корбек. Он посмотрел вверх на поворот, где Мквеннер и Рерваль разговаривали с кучкой сбитых с толку крассианцев.
— Рерваль! Сюда, сынок!
Связист поспешил к Корбеку.
— Дай-ка мне ракетницу. Которая тут лучше жахнет?
— Сэр? — удивился Рерваль, передавая крупнокалиберный сигнальный пистолет, который Корбек поспешил открыть.
— Твои ракеты, Рерваль. Какая из них наделает больше шума?
Рерваль порылся в своей сумке. — Полагаю, красная, шеф. Там самый большой пороховой заряд. Но их предписано использовать лишь в случае крайне затруднительного положения. Это аварийный сигнал.
— Дай мне одну. Если это сработает, я уверен, что наши шадикские друзья вон там сочтут положение весьма затруднительным, это уж точно.
Рерваль пожал плечами и протянул Корбеку картридж, помеченный красным. Корбек вставил его в пистолет и закрыл подпружиненный механизм. — Закончили? — спросил он Коуна.
Призраки на другой стороне откатили последний бак. Коун кивнул.
— Пригнитесь и в укрытие, — крикнул им Корбек. — Ложись!
Он выставил руку с пистолетом в боковой окоп и нажал на спусковой крючок. Ничего не произошло.
— Что, фес возьми, не так с этой хренью? — прорычал он, отдёрнув руку назад.
— Там предохранитель, — сказал Рерваль, суетясь и пытаясь помочь. — Вот здесь. Нет, рычажок там, под большим пальцем. Ага.
— Ну, я знал это, — сказал Корбек и запустил ракету в траншею снабжения.
Перегретая, сияющая, словно лазерная торпеда, она рикошетом отскочила от правой стены и рванула налево, врезалась в толстый столб и, кружась, полетела к укрывшимся шадикским налётчикам, выпуская клубы ярко-красного дыма.
Корбек прижал Рерваля к боковой стенке излома траншеи.
Раздался далёкий крик. Воздух содрогнулся, воспламеняясь. Затем сорок метров бокового окопа охватил пожар. Огонь взметнулся в небо, перехлёстываясь через стенки. Густым, мощным, сладко пахнущим, как фитили маленьких ламп – таким он казался.
Но потом долетел ещё один запах. Ужасная вонь подгоревшего мяса и жира.
— Хорошая работа, — повернулся Корбек к своим парням, морщась от яркого света пламени. — Фесово хорошая работа.
Пехотный штурм 292-го произошел ровно через шестнадцать минут после начала обстрела. Шадикцы пришли с северо-востока, используя в качестве укрытия большую ржавую трубу водостока. Как и было сказано в записке.
Ни один рейдер не подобрался к парапету ближе чем на пятнадцать метров. Авгун Сорик собрал своих стрелков вокруг устья, и они палили по наступающим врагам цвета хаки.
Рядовой Казель подсчитал, что они расстреляли не менее пятидесяти, а может и шестьдесят нападавших. Сложно было сказать.
Пятый взвод решительно отбросили их туда, откуда они прибыли.
Сорик скучал по Дойлу. Тот был разведчиком в его взводе, но погиб во время специальной миссии в Уранберге. Дойл бы сосчитал. Дойл бы знал точное количество.
Сорик встал на ступень и закрыл здоровый глаз. Он всегда отказывался от пластыря или имплантата взамен глаза потерянного в улье Вервун. Грубый шрам он носил с некоторым вызовом и при этом выглядел так, словно постоянно подмигивал.