Из предметов заседаний этой эпохи следует тут же отметить странно звучащий пункт второго порядка дня заседания 12 сентября: "о необходимости партийного единства и репрессивных мерах против хулиганствующих делегатов". Он имел в виду "охлократические" тенденции81 недисциплинированной периферии партийных левых, умевшей выражать свою оппозиционность лишь буйными и грубыми выходками. Вот почему ЦК должен был пригрозить этим элементам "решительными мерами вплоть до исключения из партии". Эти угрозы еще действовали, ибо левое крыло, фактически идя к расколу, все еще боялось aussprechen was ist82, боялась додумать свои мысли до конца и само мысленно еще отступало перед логическими последствиями своего поведения.
В то же время ЦК 17 сентября единогласным постановлением своим, в ответ на запрос из Саратова, что не предъявляет отвода против кандидатуры в Учредительное собрание Устинова, подчеркнул, что в партии остается полная свобода мнений и что самые крайние левые товарищи могут замещать в партии ответственные места под условием уважения к партийной дисциплине.
На правом крыле такой периферии не было. Левые были ближе к народным низам, правые к обывательским гостиным, и нравы правой оппозиции блистали внешним приличием и благовоспитанностью, которых не хватало левому "охлосу". Однако же прибегать к самым крайним мерам -- исключению из партии -приходилось и здесь. И притом здесь шла речь уже о применении таких мер не к безвестным мастеровым, посланным провинциальными советами, а к носителям когда-то популярных в партии блестящих революционных имен. Таково в заседании от 17 сентября постановление ЦК: "Поручить товарищам Герштейну83, Гуревичу84 и Рихтеру85 вызвать Савинкова для объяснений". Здесь дело шло о том, что по мере публикации показаний разных лиц по делу Корнилова все более выяснялась двусмысленная роль Савинкова во всем этом деле. Оказалось, что генерал Корнилов, очень храбрый партизан, но совершенно не выказавший дарований, требуемых от полководца, все время выдвигался Савинковым и его заместителем на посту главного комиссара армии, Филоненко86, путем их совместного давления на Керенского, на все более и более высокие военные посты из чисто политических видов; что между этими лицами и Корниловым был заключен негласный союз, в котором Корнилову предназначалась роль тарана в руках правительства против советов, а Савинкову и его товарищу -- роль "революционного прикрытия" его контрреволюционных действий; что Савинков все время пытался объединить Корнилова и Керенского в целях провозглашения с его собственным участием олигархической диктатуры; и что Савинков, в последний момент отброшенный напроломною тактикой зарвавшегося генерала в противоположный лагерь, и после этого не переставал вести себя чрезвычайно подозрительно, "пораженчески" распоряжаясь делами Петроградского военного округа, стараясь примирить Керенского с взбунтовавшимся главнокомандующим и замаскировать, скрыть от общественного мнения значение происшедших событий.
ЦК долго не предпринимал против Савинкова никаких мероприятий, ошибочно полагая, что он молчаливо сам давно прекратил всякую связь с партией и стал политически "диким". Когда Керенский велел арестовать Филоненко, некоторое время после выступления Корнилова оставшегося в ставке последнего в чрезвычайно подозрительной роли, а Савинков, исполнявший обязанности военного министра и бывший правой рукой Керенского, потребовал, чтобы либо был освобожден Филоненко, либо вместе с ним арестован и он, Савинков, то орган ЦК, "Дело народа" в статье В.М. Чернова требовал немедленного ареста Савинкова и приобщения его к числу подследственных по Корниловскому делу. В это время Ц[ентральный] к[омите]т получил сведения, что Савинков не упустил случая формально зарегистрироваться в одной из прифронтовых партийных эсеровских организаций. Тогда и было решено избрать трех лиц для допроса Савинкова в партийном порядке о роли, которую он играл в событиях. Савинков явиться для объяснений с комиссией отказался, демонстративно мотивируя это тем, что в составе ЦК, избравшего комиссию, имеются лица, вернувшиеся в Россию через неприятельскую страну с соизволения ее военных властей (точнее, в составе ЦК было одно такое лицо, представитель "левых с[оциалистов]-р[еволюционеров] интернационалистов" М.А. Натансон, действительно вернувшийся через Германию в составе второй партии эмигрантов, не вместе с Лениным87, а вместе с Мартовым88, -- когда известие о беспрепятственном впуске Ленина в Россию подало повод к слухам, будто Временное правительство заключило соглашение с германскими властями о пропуске русских эмигрантов в обмен за освобождение некоторых военнопленных.
