Словно сквозь сон долетают обрывки разговоров, какие-то лица. Они не имеют значения. Только боль и гнев имеют значение. И жажда крови, много крови. Она должна литься, как река. И только тогда боль отступит, сжалится и отступит.
***
Лорд Элозар приказал никого не впускать. Верный Волк встал у двери, готовый зарубить любого, кто посмеет войти в личные покои его мастера.
–Ириодал нашел новую игрушку. Да, это тот самый ворлок. О, Тьма, он силен, может, даже сильнее Ириодала. – Рука в черной латной перчатке коснулась заветной шкатулки из оникса, в которой на карминном бархате покоился нож Губитель. – Может, уже пора? Как бы не было уже поздно. Нет, рано. Все-таки рано.
Сноп колючих снежинок ударил в окно. Владыка Льда вздрогнул, услышав завывания вьюги. Назад дороги нет. Он выбрал Тьму окончательно.
Он откинул капюшон и прислонился лбом и ястребиным носом к стеклу, вглядываясь в причудливые завихрения снежного бурана
***
-Госсподин, он очнулссся!
Ириодал кивнул, подтверждая, что понял сообщение змеелюда. За дверью послышалась какая-то возня и яростное шипение. С грохотом двери распахнулись, едва не слетя с петель. На пол грохнулось тело стража-змеелюда. Следом вошел преобразившийся Шэйрад. Мантия развевалась за его плечами, как крылья огромной черной птицы, на лице застыло презрительное ко всему живому выражение, а глаза…глаза остекленели и ничего не выражали, лишь где-то на дне таилась страшная мука.
–А, мой молодой друг, заходи, заходи. Как ты себя чувствуешь?
Шэйрад все еще тяжело дышал, надсадно и с хрипом.
–Неплохо.
Один из оставшихся снаружи солдат бросился на Шэйрада с копьем, но на полпути схватился за горло. Ноги латника в полном доспехе оторвались от пола, его руки словно пытались разжать чей-то невидимый, но необыкновенно могучий захват. Раздался хрип и треск, и тело латника обмякло.
–Мне нужно оружие. Я хочу в бой. Отомстить, заглушить боль.
–О, друг мой, – Ириодал подошел к Шэйраду, положил ладонь на его плечо, – Уверен, в арсеналах ты подберешь что-нибудь по вкусу. Замок Теней славится самой богатой коллекцией магического оружия. Только здесь ты найдешь истинные шедевры, произведения искусства. Пойдем, я сам провожу тебя.
Шло время. В свой черед зиму сменила весна, проклюнулась трава, спал снег, затем лето вступило в свои права, позже уступив место осени и зиме. И еще раз прожурчали вешние ручьи. Настало лето второго года.
За этот год с лишним на севере, в землях нордлингов, разделенных на множество мелких, но самостоятельных танств ни с того ни с сего вспыхнула война. Началось все с дворцового переворота в одном из мелких – не больше полудня пути верхом – и самых северных государств. Новый правитель, наплевав на дипломатические формальности, с ходу двинул рати против соседей. Пограничные танства, точнее, конечно же их правители, были просто ошарашены и потрясены – как область, все население которой не превышает тысячи-полутора душ, а казна уже десятый год показывает дно в первый же день нового правления выставила пятидесятитысячную армию. Эти пятьдесят тысяч за год и четыре месяца прошли весь Нордлинг, методично гася все сопротивление. Те, кто вовремя смекнул, успели принести вассальную присягу и сохранили хотя бы номинальную, но автономию, хотя по улицам пасадов и расхаживали теперь странные войны в вороненом доспехе. Менее расторопные же правители были или публично казнены и заменены невесть откуда свалившимися личностями, или же возглавили партизанские освободительные отряды. Южные соседи начали опасаться, как бы и в их земли не вторглись находники, но пока обошлось. То ли пятидесятитысячное войско рассеялось в многочисленных жарких баталиях и осело в гарнизонах, то ли воинственный тан справедливо рассудил, что силенок не хватает? Этого никто не узнал.
24 июля состоялась последняя битва за последнее свободное танство. Целый день звенели клинки, кричали люди, раня и убивая, и сами принимая раны или встречая свой конец на ратном поле, гулко ломались копья о басовито гудящие, как набатные колокола, щиты. Воздух полнился стрелами. Казалось, что это тучи стелятся так низко над землей. Рати сильного нордлингского тана Ульрифа сражались за свою исконную землю против правильных баталий чернодоспешных.
