Альбац: Тургенев никогда ничего подобного не писал. А вот Герцен писал. Знаменитые бунинские «Окаянные дни» были.
Красовский: Да, бунинские «Окаянные дни», только это совершенно, совершенно про другое… Скорее про таких, как вы и Алексей Анатольевич.
Альбац: Это неважно. Я говорю о диссидентской традиции, которая восходит к Герцену.
(Всеми силами Ксения Анатольевна пыталась привлечь внимание к себе. Ребята, как бы взывала она, давайте жить дружно, давайте поговорим толково.)
Собчак: Женечка, Ленин, на ваш взгляд, является национал-предателем?
Альбац: Нет, я не могу. Видите ли, я не способна разговаривать в терминах «враги народа», «национал-предатели». Люди имеют право иметь разные точки зрения. (Отчего-то вид самой Евгении Марковны доказывал обратное.)
Собчак: Реально в России сейчас есть национал-предатели?
Альбац: Давайте разберемся в этом. Что такое национал-предатель?
Красовский: Слушайте, я как раз могу объяснить, что имел в виду Владимир Владимирович Путин. Это была чистая аллюзия на лозунги, которые сейчас раздаются на Майдане, в частности на знаменитый бандеровский клич «Нация понад усэ». Использование понятия «нация» вместо понятия «народ».
Альбац: То есть он перешел на риторику самой отсталой части Майдана. А вы были на Майдане?
Красовский: Я был на Майдане, и Ксения Анатольевна была на Майдане, два месяца назад. На Майдане действительно раздавались бандеровские лозунги, нацистские лозунги, потому что «Нация понад усэ» — это нацистский лозунг. И «Героям слава» — это тоже бандеровский лозунг.
Альбац: И что в этом плохого? «Героям — слава»?
Красовский: Да ничего плохого. Просто это бандеровский лозунг.
Альбац: И что?
Красовский: Для людей на востоке Украины это очень существенно (чувствуется, что он из последних сил сдерживает себя). А для людей на Майдане бандеровские лозунги родные. Для всех, а не для какой-то там самой неграмотной части.
Альбац: Вы мне что хотите объяснить? Я вам объясню, солнце мое, потому что вы настолько темный, что сил нет (Красовский и Кристина переглянулись. Собчак испуганно погладила Альбац по руке). Мне это интересно. Но, правда, время на это жалко. Но я вам объясню, Антон. Дело в том, что в политически не структурированных обществах, где нет нормальных политических партий, которые объединяют людей на идейном уровне, происходит объединение по национальному признаку. Ничего в этом дурного нет.
Красовский: Сперва вы говорите, что гитлеровские понятия — риторика самой отсталой части, а потом — что ничего в этом дурного нет.
Альбац: Так, ребята, давайте закончим. Я спорить с вами, Антон, не буду.
(Красовский резко отодвинул чашку. Чашка едва не упала со стола, Собчак испуганно начала извиняться.)
Кристина с любопытством наблюдала за происходящим. Может, думала она, сейчас эта женщина зарежет этого идиота ножницами? Хоть что-то будет любопытное. Ее ожидания были оправданны лишь отчасти. В разразившейся за этим сцене не было крови, зато можно было разобрать отдельные визгливые реплики Красовского («Вы способны только хамить! Вы мне шесть раз сказали, что я полное говно!»).
Среди них Кристине могла бы понравиться почти буквальная цитата из монолога Луиса Альберто «“Выйдите отсюда” будете своей прислуге говорить!». Вскоре наши герои оказались на весенней московской улице.
— Красовский, ну ты совсем обалдел! Это непрофессионально — так себя вести. — Собчак нервно теребила автомобильную зарядку для айфона. — Нельзя поддаваться на провокации.
— Ненавижу вас, ненавижу! — задыхался Красовский. — Пусть всегда будет Путин. Пусть всегда будет Сечин. И Тургенев работал в «Колоколе», и Ленин писал про войну, и закон сообщающихся сосудов — это физика! Физика!!!
— Успокойся. Завтра, кажется, нам с тобой в Кремль идти.
— Дозвонилась до Суркова? — удивился Красовский. — Я не хочу в Кремль.
— Нас туда и не пустят. Только девочка. А пока в ночи поедем ужинать с Просвирниным. Нужно же как-то и твоих друзей Кристине показать? Тесак, увы, недоступен, так что будет «Спутник и погром».
