На сей раз невидимки покинули меня. Они не привыкли, чтобы о них говорили в таком уничижительном тоне, и убежали. А Убийца совсем обезумел, так бывает, когда человек натыкается на что-то выше его понимания. Даже одноклассники — а уж они-то большой любовью ко мне не пылали — и те были потрясены…
— Заяви на него в полицию, — советовали они мне после урока. — Из-за плеча замахивался, это же надо! Тюрьма по нему плачет!
— А почему ты не сказал, что никого не видел? — спросил старший из нас, Спиллейн.
— Потому что я видел. — Я вспомнил обо всех своих несчастьях и снова зарыдал: — Я видел Гормана…
— Гормана? — недоверчиво переспросил Спиллейн. — Так это Горман спер шиллинг у Флэнагана? Чего же ты так прямо и не сказал?
— Это было бы непорядочно… — всхлипнул я.
— Интересно, почему?
— Горман должен был сам сказать правду, — заявил я. — И в приличной школе ему объявили бы бойкот.
— Чего объявили?
— Бойкот. Никто не стал бы с ним разговаривать.
— А на кой Горману говорить правду, если он на самом деле спер этот шиллинг? — спросил Спиллейн таким тоном, будто разговаривал с младенцем. — Эх, Дилэни, — с сожалением добавил он, — совсем ты, я вижу, спятил. Посмотри, до чего себя довел!
Вдруг, откуда ни возьмись, в толпу ворвался Горман, красный от злости.
— Дилэни! — угрожающе зарычал он. — Ты сказал, что я украл у Флэнагана деньги?
Горман — это я сообразил уже потом — был озадачен моим поведением не меньше Молони да и всех остальных. Додумался он вот до чего: раз я не выдал его даже под угрозой наказания, значит, боюсь его больше, чем Молони, а коли так, нужно совсем меня застращать. Но время он выбрал неудачное — сейчас я и не думал перед ним трепетать. Вместо ответа я кинулся на него и со всей силы — рраз по этой гадкой роже! Такой прыти он от меня никак не ожидал. Он вскрикнул и схватился за лицо — на руке появилась кровь. Тут он отшвырнул свой портфель — и на меня, но в эту секунду открылась дверь школы, и на пороге показался хромоногий Мэрфи, тоже учитель. Мы все кинулись врассыпную, теперь уж не до драки.
Увы, она не прошла бесследно. На следующее утро после молитвы Убийца оскалился на меня:
— Дилэни, это ты вчера после уроков дрался во дворе?
Секунду-другую я колебался. Может, и вправду не стоит ломать копья? Но тогда невидимки исчезнут навсегда… И я снова решился на правду.
— Да, сэр, — ответил я, и на сей раз никто даже не хихикнул. Все поняли: я окончательно рехнулся, и теперь следили за мной затаив дыхание.
— С кем ты дрался?
— Я не могу этого сказать, сэр, — выдавил я из себя. К горлу подкатил комок. Невидимкам-то хорошо, посмотрел бы я на них, доведись им вот так стоять перед Убийцей!
— С кем он дрался? — небрежно спросил Убийца, уперев руки в стол и глядя в потолок.
— С Горманом, сэр, — ответило сразу несколько голосов — да-да, вот так запросто!
— Кто ударил первый? Горман?
— Нет, сэр. Первый ударил он.
— Встань, — велел мне Убийца и взялся за трость. Он подошел к Горману: — Возьми это и сам ударь его. Только как следует. — Он ободряюще стиснул локоть Гормана. — Дилэни возомнил себя героем. Покажи ему, что мы о нем думаем.
Ухмыляясь во весь рот, Горман направился ко мне. Конечно, для него это — веселая шутка. Да что для него — для всего класса. Все, как один, покатились со смеху. Даже Убийца позволил себе скромно улыбнуться — вот какой я умный.
— Вытяни руку, — приказал он мне.
Я не послушался. Я чувствовал себя зверьком, попавшим в ловушку, и едва соображал, что происходит.
— Вытяни руку, я сказал! — нетерпеливо рявкнул он.
— Не вытяну! — выкрикнул я в полнейшей истерике.
— Что-о? — воскликнул он, не веря своим ушам, и метнулся ко мне через всю комнату с поднятой рукой. Неужели ударит? — Что ты сказал, грязный воришка?
— Я не воришка, я не воришка! — завизжал я. — Пусть только подойдет — сразу в глаз получит! Вы не имеете права давать ему трость, не имеете права называть меня воришкой! Только попробуйте еще раз так скажите — сразу пойду в полицию, пусть они разбирают, кто воришка, а кто нет.
— Ты отказался отвечать на мои вопросы! — заорал он, и, будь я в здравом уме, я бы заметил — а ведь он струхнул. Да, струхнул; наверное, его напугало слово «полиция».
