— Отказался, — выговорил я сквозь рыдания. — И не буду отвечать! Я не шпик.
— Ах вот что. — Он насмешливо хмыкнул: — Значит, помогать учителю — это, по-вашему, шпионить, мистер Дилэни?
— Да, и все они тут — грязные шпики, все до одного, а я для вас шпионить не буду. Сами шпионьте!
— Ну ладно, ладно, хватит! — воскликнул он и почти просительно поднял жирную руку. — Не надо так нервничать, мой юный друг, и вовсе незачем визжать, будто тебя режут. Такое поведение недостойно мужчины. Садись на свое место, поговорим в другой раз.
Я подчинился, но занятия не лезли в голову. И не только мне. Моя истерика сказалась и на остальных. Я то восхищался собой — вон как я сразился с Убийцей! — то трясся от страха — ведь теперь он съест меня живьем! Вверх-вниз, вверх-вниз, я то и дело обхватывал лицо руками и начинал всхлипывать. Думаете, Убийца велел мне прекратить? Ничего подобного. Он даже не смотрел в мою сторону.
На весь день я стал кумиром класса. Горман хотел было задраться, но Спиллейн с презрением отогнал его: если ты поднял учительскую трость на одноклассника, говорить с тобой не о чем. Но подобный успех был мне не сильно по душе. Мне бы что-нибудь поспокойнее, без сенсаций.
На следующее утро меня всего трясло от страха — думал, вообще не смогу появиться в школе. Я все тянул резину, раздумывал: сачкануть, не сачкануть… Короче говоря, школьный двор встретил меня зловещей тишиной. Ко всем бедам я еще и опоздал.
— Почему так поздно, Дилэни? — спокойно спросил Убийца.
Я понял, что добром все это не кончится.
— Я был на мессе, сэр.
— Хорошо, садись.
Похоже, он был слегка удивлен. Потом-то до меня дошло, в чем дело, — оказывается, слабость нашей системы, по сравнению с английской, на сей раз сыграла мне на руку. Любимчики Убийцы — человек пять-шесть — уже напели ему насчет того, кто свистнул шиллинг Флэнагана, и теперь Убийца чувствовал себя если не чудовищем, то уж по крайней мере дураком.
Но его переживания меня не трогали. В моем портфеле лежала новая книжка. Правда, уже не про школу. На школьных рассказах я поставил крест. «Бах! Ба-бах!» — вот самое верное средство против таких, как Убийца. «Лучший учитель — это мертвый учитель!»
Школа находилась в глубинке, на отшибе, и учителям это облегчало жизнь — беглец не успевал добраться до станции, а школьные старшины уже гнались следом. Дэнис, правда, знал двоих парней, которых сцапали только в Медлине, городке в десяти милях от школы. Они хотели вступить в английскую армию, но, как последние дураки, сразу же сунулись в гостиницу; старшины ночью вытащили их прямо из постельки и приволокли обратно. Рассказывали, что их отвели в зал, поставили на колени перед картиной, изображавшей распятие Христа, и высекли, но правда ли это, никто не знал. Наверное, думал Дэнис, их вдохновила на побег местная легенда — двум мальчишкам вправду удалось сесть на корабль и уплыть в Англию, и в школе о них больше ничего не слышали. Но то было еще до Дэниса; кто знает, может, в те времена сбежать было легче? А теперь попробуй убеги — говорят, на башне стоит подзорная труба, и там все время дежурит кто-нибудь из старшин.
Впрочем, это можно понять — ребята подобрались все грубые, дети мелких фермеров, они и курили, и в карты играли, могли выпить, если было что. Мама сказала Дэнису, что школа эта — не из лучших, да что поделаешь? Отец шлет ей на содержание гроши. К тому времени они с отцом уже разошлись.
Но однажды к Дэнису подошел новенький, Френсис Камминс. Оказалось, он из Данмора, где жила мама Дэниса. На других ребят ни капли не похож. Смешной такой, с серьезным лицом, голова крупная, будто от другого туловища, и большой любитель поговорить. Родители Френсиса готовили его в священники, и было ясно, что священник из него выйдет неплохой — он всегда все делал по правилам. Не убегал, не курил, не играл в карты. Еще у него был отличный слух. Просвистишь песенку, а он тут же подбирает ее на рояле.
Даже самые задиристые скоро оставили Френсиса в покое. Вывести его из себя было невозможно, как ни старайся. Любое оскорбление он принимал с улыбкой, словно с ним шутили, и скоро обидчики отвязались от него — такого и дразнить-то неинтересно. К тому же с первого дня он прилепился к Дэнису. Мальчишкам из компании Дэниса это не нравилось: стоило Френсису застать их за каким-то недозволенным занятием, он тут же начинал читать им нотации, точно старшина, но прогнать его Дэнис не мог. Не мог, и все. В такой школе, вдали от всего на свете, к человеку из родного городка пробуждаются какие-то особые чувства. А ребята… они не знали, как иногда тоскует Дэнис по Данмору, по дому, по сестренке Марте, с которой беспрестанно ссорился. Иногда Дэнис видел родной дом во сне, просыпался среди ночи и думал о нем, а потом весь день воспоминания преследовали его как призраки. Хотелось броситься на кровать, разрыдаться… Но разве можно? В комнате — сорок человек, в четыре ряда жмутся одна к другой кровати.
