— А чего я? — растерялся Генка; он никак не мог понять Томкиной игры.
— Как чего? Вот и расскажи теперь про себя. Звал в жены?
— Ну, звал… — не сразу ответил Ипатьев, сильно покраснев.
— Видал! — воскликнула Томка и, подмигнув отцу, рассмеялась от всей души. — А ты говоришь, я на невесту непохожа…
— Да ты постой, постой, — не понял отец, — вы что, в самом деле серьезное что-то говорите или шутите?
— А ты спроси его, — продолжала смеяться Томка и кивала на Ипатьева. — Он тебе все расскажет.
— Да я чего… — мялся Генка. — Было такое… — И никак не мог понять, что он должен говорить: то ли рассказывать, как предлагал Томке выходить за него замуж, то ли прямо сейчас просить ее в жены — но тогда чего она так смеется? — то ли, наоборот, на шутку все это надо свести, вроде как было и не было, — не мог он взять ничего в толк и лишь болезненно морщился и жевал слова.
— Вишь женихи какие… — посмеивалась Томка. — Когда отец с матерью не видят, они ой как горазды женихаться, особенно им в темноте это нравится — любо-дорого, а как чуть до дела — так даже бравые солдаты деру дают… Ну, не умора, отец?
— Нет, я все-таки вас не пойму. — Отец сосредоточенно, почти сердито нахмурился. — Вы, если со мной шутите, так и скажите, а то я для шуток уже староват, не сразу понимаю. Вот так…
— Верно, отец! Пусть говорит прямо, — не унималась Томка. — Солдат ты в конце концов или не солдат, а, Ипашка?
— Я солдат, — кивнул Ипатьев и сглотнул слюну. — В общем, дело было так, Иван Алексеевич, я в городе был у Тамары, я вам рассказывал.
— А все рассказал-то? — продолжала вставлять насмешливое словцо Томка.
— Не все рассказал, это точно. Главное, Иван Алексеевич, — Ипатьев мучительно подбирал слова, — я вашей дочери Тамаре, значит… это, предложение сделал…
— А я что? — все спрашивала Томка.
— А она, значит… она вот телеграмму прислала мне… встречай, мол.
— Та-ак… — протянул отец и поочередно оглядел Ипатьева и Томку. — Выходит, это всерьез у вас? Слышишь, Тамара?
— А ты у него спроси. Он тебе не все рассказывает. Он там кое-что опускает… Ипаша, ты почему не все рассказываешь-то?
— Ну, знаешь! — вдруг со всего маха хлопнул Ипатьев по столу и вскочил со своего места. — Поиздевалась — и хватит! С меня будет! Может, я не такой какой, но я не позволю… слышишь?!
— Видал, отец, уже отказывается от меня. Ну и жених. А ты при отце-то просил меня в жены идти? Ты вот при нем попроси, он — отец мой, при нем услышать надо…
Гена Ипатьев стоял красный как рак, ему было стыдно за себя — вспылил при хорошем человеке, а при чем тут ее отец, он ведь и в самом деле ничего не знает…
— Так что же ты? — подталкивала Томка Ипатьева.
— Ты всерьез со мной? — затравленно спросил Ипатьев.
— А ты?
— Ну, смотри… — многозначительно произнес Ипатьев. — Иван Алексеевич, не знаю; как это делается, короче говоря — прошу руки вашей дочери. Если она, конечно, согласна, — поспешно добавил он.
Отец Томки надолго закашлялся, что-то там внутри у него булькало и хлюпало, наконец он спросил у Томки:
— Ну что, согласна ты или нет?
— Что ж у меня-то не спросит сначала? Чего за твою спину прячется?
— Ну, я это… — пробормотал Ипатьев. — Тамара, я тебе говорил… выходи за меня замуж. А?
— А про любовь-то где?! Где про любовь хотя бы слово?! — Казалось, Томка даже разозлилась, когда говорила это, и главное — совсем усмехаться перестала.
— Ты же знаешь… — снова замямлил Ипатьев. — Люблю тебя. Сколько раз говорил и писал…
— Любишь? — спросила Томка. — Люблю, — подтвердил Ипатьев.
— Ну, смотри… чтоб потом не отказывался, что сам решил жениться на мне. По любви. Понял?
— Понял, — кивнул Ипатьев.
— Слышал, отец? — Томка развернулась на стуле в сторону отца. — Любит он меня. И по любви хочет жениться. А раз так — я согласна.
— Тамара! — погрозил отец пальцем. — Только ты смотри у меня! Это дело серьезное. На всю жизнь!
— Ну, это глупости, отец. Сейчас время другое, сейчас скоростные методы.
— Чего? — грозно закашлялся отец.
— А то. Как разлюбишь — к чему и жить тогда? Верно, Ипаша?
— Не знаю даже, — искренне признался Ипатьев.
— Нет, ты это смотри у меня! Такие настроения брось. Вот как сказали сейчас, так тому и быть. На долгую жизнь.