– Мне нужно было увидеть тебя. Иначе я бы не уснула.
– Ты молодчина!
– Как ты себя чувствуешь?
– Хорошо, все хорошо, моя любимая! У тебя нет причин для беспокойства.
– Пока еще есть. Ты нездоров. Но тебе станет значительно лучше, если ты узнаешь, что наш малыш появится послезавтра!
– Какое счастье! А ты… не боишься?
– Нет. Ты ведь рядом со мной.
– Да, любимая. Ты получала мои записки?
– Конечно. Спасибо тебе. А ты – мои?.. Ах! – неожиданно вскрикнула Лаура.
– Что с тобой? – встревожился Хосе Игнасио.
– Ничего. Отпустило. Он шевельнулся.
– Будет лучше, если ты вернешься к себе.
– Не преувеличивай. Все в порядке.
Однако новый приступ оказался намного сильнее прежнего. Лаура еще пыталась бодриться, сдерживать стоны, но резкая, нестерпимая боль пронзила низ живота…
– Лаура! Лаура! Тебе плохо? – Хосе Игнасио вспомнил про аварийную кнопку. – Помогите!
Вбежала дежурная сестра, затем – Габриэла.
– Срочно готовьте операционную! – распорядилась Габриэла. – Больную. – на носилки!
– Все в порядке, любимый, – слабым голосом произнесла Лаура. – Сообщите моему папе. Я хочу, чтобы он был на операции.
– Конечно, конечно, – пообещала Габриэла.
– Я люблю тебя, Лаура!
– И я тебя! – уже почти из-за двери обернулась к Хосе Игнасио Лаура. – Люблю! Помни это всегда!
Оставив Хосе Игнасио под присмотром Аны, Мария и дон Густаво не отходили от операционной, дожидаясь, чем закончатся роды.
Наконец в коридор выглянул Альберто и сказал, что родилась девочка.
– А как Лаура?..
– Очень плохо. Серьезные осложнения с сердцем. Делаем все, чтобы спасти ей жизнь.
– Боже милосердный! – взмолилась Мария, когда они с доном Густаво опять остались одни. – Помоги Лаурите, сохрани и спаси ее!
– Я один виноват в том, что происходит с Лаурой, – казнил себя дон Густаво. – Я не должен был молчать. Еще ребенком Лорена должна была узнать, что она – приемная дочь.
– Не мучайте себя. В жизни бывают ошибки, которые нельзя исправить, и эта – одна из них. Позвоните Хуану Карлосу, он сейчас сумеет вас поддержать.
– Да-да, я так и сделаю.
А в это время Хосе Игнасио мучился оттого, что не позвал врача сразу же, как только Лаура вошла, что бездумно радовался ее приходу, забыв о возможных последствиях.
– Но она тоже была так счастлива, – говорил он Ане.
– Ты не должен думать о плохом. Вот увидишь, через минуту появится Мария, и ты узнаешь, что стал папой.
– Интересно, каким будет мой ребенок? Похожим на Лауру? Как бы мне хотелось быть сейчас рядом с ней!
Но минуты проходили одна за другой, складывались в часы, а Мария все не появлялась. Хосе Игнасио просил Ану разузнать, не случилось ли чего с Лаурой:
– Я чувствую, как ей плохо. Я боюсь за нее!
Ана и сама уже понимала, что возникли какие-то осложнения, но оставить Хосе Игнасио одного не решалась: он тоже может встать с постели и упасть где-нибудь на пути к операционной. Поэтому ничего не оставалось, как ждать – в неведении, в бездействии, в надежде на лучший исход.
Реально что-либо сделать для Лауры могли только Габриэла и Альберто, и они использовали все средства, какие были в их распоряжении. Жизнь в Лауре еще теплилась, но медленно, еле заметно угасала. И наступил момент, когда Габриэла вынуждена была признать, что Лауру им спасти не удалось.
– Все, Альберто. Она не выдержала…
– Нет-нет, продолжай стимуляцию!
– Бесполезно. Посмотри сам: Лаура умерла.
– Доченька, доченька!.. Нет, это невозможно…
На Альберто было страшно смотреть, а дона Густаво пришлось поддерживать с помощью уколов. «Это я виноват», – без конца повторял он.
– Вашей вины здесь нет, – объясняла ему Габриэла. – Лауре надо было лежать, но она по неопытности, по молодости недооценила опасность. Это вызвало сильное кровотечение, и сердце не выдержало.
– Никакое сердце не могло бы выдержать Лорену, – с горечью и ненавистью произнес Альберто. – Это Лорена убила мою дочь!
Мария тоже едва держалась на ногах от горя, но ведь о случившемся надо было еще как-то сказать Хосе Игнасио. А несчастная малышка – что будет с ней?
– Не плачьте, Мария, – пыталась успокоить ее Габриэла, сама еле сдерживая слезы. – Девочка родилась слабенькой, но при должном уходе она поправится через несколько дней. Не надо так убиваться.