Тарасович и Евдокия остались на площадке возле лифта. Дуся, правда, дернулась поближе к месту основных событий, но была поймана за рукав шубейки и возвращена на место.
«Скучный» парень Тарасович нажал на кнопочку звонка.
Секунд через десять раздался звук отпираемой задвижки…
Коробка с пиццей через порог влетела первой. Дальше запорхнули трое: «разносчик», Костя и молодой мужчина приятной наружности.
В подъезде, если не считать легкого топотка, не раздалось ни звука. Марычев молча и неторопливо двинулся вперед. Землероева вышагивала вслед за ним.
Через раскрытую дверь они увидели лишь рыжую макушку, видневшуюся из-за могучих спин. Дуся обогнула «полярника»…
Хрусталеву фиксировал «разносчик». Зажимая ладонью рот и упираясь локтем в ключицу женщины, плющил ее о стену. Над его ладонью таращились безумно выпученные зеленые глаза Марины.
Сказать по правде, готовясь к встрече с Хрусталевой, Евдокия заготовила вступительные слова типа «Ну что, коза, поговорим?!». Но, встретившись глазами с рыжей, мгновенно передумала.
Вот ведь как бывает: к женщине ворвались в дом три незнакомца, зажали рот, до смерти напугали. Куда уж больше, кажется. Но когда Марина увидела появившуюся из-за мужских спин девушку, ее глаза выразили уже не испуг, а ужас. Полнокровный, ледяной, безоговорочный.
Хотя ей только что казалось: пугаться дальше – некуда.
– Дайте ей немного подышать, – проходя в квартиру и чуть поморщившись, походя бросила Землероева. – Марина Дмитриевна умная женщина и кричать не будет.
Евдокия сразу прошла в комнату. За ее спиной раздался звук шумного, прерывистого всхлипа. И тихий скрежет железной задвижки на двери.
Дуся огляделась.
Существенно напиться Хрусталева не успела. На невысоком столике перед телевизором стояла почти пустая бутылка шампанского, лежала горка мандариновых шкурок, ваза с фруктами стояла. На основную закуску предполагалась пицца, Марина уже и тарелку приготовила.
Землероева мазнула глазами по дорогой меблировке, хорошему телевизору, нашла взглядом несколько фотографий сынишки и матери Марины. На большом уютном диване ворохом игрушки: медведи, зайцы, непонятные зверушки с длинными носами и огромными ушами…
Обернулась. Костя и «разносчик» вталкивали в гостиную хозяйку в расхристанном халатике. Под розовым шелком мелькали прелести Марины, едва прикрытые короткой атласной ночнушкой: хозяйка собиралась напиться и рухнуть спать с уже умытым лицом.
Хрусталева упала на диван, не обращая внимания на заголившиеся бедра, вцепилась наманикюренными пальцами в край сиденья.
Евдокия молчала. Сверху вниз смотрела на побледневшее до зелени красивое лицо.
– Вы кто?! Вы что? – захрипела Хрусталева. – Что вам нужно?!!
– Правду, – негромко высказалась сыщица. – Только правду. Марина Дмитриевна, вы попали в очень нехорошую историю.
– Я ничего не понимаю!! – взвизгнула шпионка «ноль-ноль-ноль».
– Не надо, – покривилась Евдокия. – Не надо представлений. Будет больно. Неприятно и больно слушать ложь.
Евдокия видела, как парни дяди Жени перебросились недоуменными косыми взглядами. Мужики не понимали, почему их шеф отдал бразды беседы в руки непонятной девушки в короткой шубке. А сам молчит, поглядывает безразлично из-под насупленных бровей.
Но шеф охранников вел себя грамотно. Здесь – девичьи разборки. Хрусталева прищемила хвост Евдокии Землероевой. Девчонки виделись сегодня днем, и им не надо объясняться, чего откуда прилетело.
Только за Евдокией – право. Она его и предъявляет.
И пока ведет верную политику. Жмет без чрезмерных усилий, но с намеками, определяющими будущее Хрусталевой.
– Я не понимаю!! – снова взвизгнула мадам. – Вы… вы та, которая…
Хрусталева запнулась, не подобрав тактичного и безопасного определения для страшной гостьи.
И Евдокия мысль закончила:
– Я та, кого вашими трудами записали в подозреваемые в совершении убийства. Так?
Хрусталева кивнула. Потом тут же помотала головой. Поскольку вопрос был поставлен двояко: «да» означало – согласна, я потрудилась над вашим обвинением.
Марина пуще прежнего вытаращила глаза на Евдокию и пролепетала:
– Я ничего не понимаю…
