Его рука тянулась бесконечно долго, плавно…
Евдокия подумала, что Паршин так и не отважится к ней прикоснуться, но он – сумел. Решился смахнуть с ее виска нависшую прядку, и Дуся, нажав плечом на мужскую ладонь, задержала любимую руку у своей щеки.
Растворилась в ощущении абсолютного счастья!.. Вслушалась в знакомую мелодию, плывущую по открытой террасе ресторана.
Вдоль балюстрады – несколько свободных столиков. Слегка трепещут белые призрачные полотнища, прикрывшие балкон, откуда открывается нереальный вид на море, лакированное предзакатным солнцем.
Евдокия понадеялась, что Паршин пригласит ее на танец. Улыбнулась.
Черты лица Олега внезапно исказились и поплыли… Через мгновение напротив Евдокии уже сидел Антон. Крученый. Рецидивист и рэкетир.
Дуся отпрянула! Крученый потянулся к ней… В недавно ласковой руке мужчины-трансформера вдруг оказался пистолет.
Уф!
Землероева проснулась. Под влажной щекой проминалась родимая подушка, под жаркой пижамой в лиловых розочках бешено стучало сердце.
Дуся резко села на постели и очумело оглядела спальню, будто рядом мог находиться кто-то из приснившихся мужчин.
Причудится же этакое: Крученый и Олег. Рецидивист и бывший мент. Один в одном, хотя и антиподы.
Бывает. Но не часто. И вероятно, не со всеми.
В сны и приметы трезвомыслящая сыщица Евдокия Землероева не верила. Но личному подсознанию доверяла абсолютно, а то сейчас заволновалось: «Запуталась ты, девка, в двух парнях, отсюда и кошмары. С эротическим подтекстом».
– А пошло оно все к черту, – рассудительно высказалась московская сыщица и откинула одеяло.
С начальником-партнером Паршиным все более-менее понятно: здесь влюбленность и преданность перемешались в равных долях. С ним Евдокия толком и не целовалась.
А вот с Крученым секс случился. Такой, что не забыть.
Но забывать придется, на что бы там ни намекало подсознание. Антон и Евдокия – две разные планеты: Крученый – урка, Евдокия – сыщик. Он в Н-ске, она в Москве. Далеко, и слава богу!
Но вспоминая сон, Евдокия думала прежде всего о нем.
Черт побери убойный секс!! Не хватало еще на нем зациклиться. Не нимфоманка же, в конце концов. А вполне себе взрослая девушка. Под тридцать.
Дуся резко села на кровати. Взъерошила шевелюру, разгоняя остаток сна.
На прикроватной тумбе, оживая, негромко запиликал телефон.
Сыщица взяла трубку, мазнула взглядом по дисплею: там высветилось имя «Дима Павлов».
Недавнее ошеломительное сновидение не позволило толком удивиться: чего это Павлову в восемь-то утра понадобилось?! Евдокия хрипло буркнула в трубку:
– Да, Дима, слушаю. Привет.
– Доброе утро. Не разбудил? Проснулась? – вежливо поинтересовался следователь.
Вкрадчивая интонация показалась Дусе нетипичной. Чуть-чуть влюбленный в сыщицу следователь обычно приветствовал ее кратким «здорово» или «как дела?». Но нынче что-то заюлил.
В животе Евдокии, под поджавшейся диафрагмой, мгновенно поселилось нехорошее предчувствие.
– Не разбудил, – вставая с кровати, проговорила сыщица. И сразу уточнила: – Что-то случилось?
– Ну как сказать… – замялся Павлов. – Не телефонный разговор… – И пока встревоженная подруга не начала бомбить вопросами, предупредил: – Я через пару минут буду у тебя, уже паркуюсь во дворе. Паршин тоже сюда едет. На метро.
– На метро? – переспросила Дуся. – Ко мне? А почему не в офис?
– Пробки, вся Москва стоит, – втолковал непроснувшейся приятельнице следак. – Мне получилось быстрее до тебя добраться, ему же вообще через весь центр пилить… Все, Евдокия, жди, я на подходе.
Дуся швырнула трубку на кровать и заметалась по спальне, меняя игривую пижамку на спортивный костюм и готовя две пары мужских тапочек.
Попутно кофеварку активировала.
В голове сновали мысли: «Что-то случилось, что-то случилось… Но если Паршин едет, то жив-здоров… Тогда куда ударило?!!..»
Предчувствие не подвело. Удар лег близко.
Вошедший в квартиру Павлов скинул дубленку, сумрачно поменял уличные башмаки на велюровые шлепанцы. В глаза хозяйке не смотрел, сопел, вздыхал.
