– На основании высочайшего указа императрицы Елизаветы Петровны, – объявил Грюнштейн. – Не вздумайте сопротивляться, господин майор. У меня четкие распоряжения насчет вас. При малейшей попытке сопротивления мы будем вынуждены применить силу.
Я завертел головой, оценивая обстановку. На заставе не меньше целого капральства – человек тридцать. Все поголовно с повязками, значит, люди Грюнштейна. Как назло, ни одного знакомого лица. На сочувствие рассчитывать нечего, на присягу давить бесполезно.
Ввязываться в драку с таким количеством крепких вооруженных солдат было бы чистым безумием. Теперь я на собственной шкуре ощутил, что чувствовал генерал Врангель, въехав в стены Вильманштранда.
Убивать меня вроде не собирались. Если бы хотели – шлепнули бы сразу.
Крепостные казематы тоже не сахар, но на данный момент они были предпочтительней верной смерти на свежем воздухе.
– Скажи, сержант, а когда это Елизавета Петровна успела стать императрицей? – обратился я к Грюнштейну.
– Нынешней ночью, – довольно осклабился тот. – Манифест о том сегодня будет отправлен в действующую армию. Вы, верно, в пути с гонцами царскими разминулись.
– Погоди, сержант. А Анна Иоанновна?
– Божьей милостью преставилась, – ответил сержант и отвел взгляд.
От меня его лукавое движение не ускользнуло. Грюнштейн явно опасался сказать больше, чем нужно.
– Перед смертию своей написала завещание, по которому передала корону российскую цесаревне Елизавете, – продолжил он.
– Ну, а меня-то за что арестовываете?
– То мне неизвестно, – снова соврал Грюнштейн. – Пущай в Тайной канцелярии разбираются.
– Где? – пораженный, воскликнул я.
– В Тайной канцелярии. Указание арестовать вас исходило от генерала-аншефа Ушакова. Матушка императрица лишь апробировала сие, – поделился со мной информацией сержант.
Это был гром среди ясного неба! Сказать, что меня это известие оглушило, – все равно что ничего не сказать. Я был повержен, раздавлен, морально уничтожен. Как же так – сам глава Тайной канцелярии, человек, стоящий на страже безопасности империи, генерал-аншеф Андрей Иванович Ушаков примкнул к заговорщикам и велел арестовать меня! Это просто не укладывалось в голове. Не так давно мы разговаривали. Он назначил меня командиром особого отряда. А до этого я выполнял его весьма непростые, но очень важные для страны поручения. Почему же он переметнулся к врагу?
Я бросил недоверчивый взгляд на сержанта, но на этот раз он не стал отворачивать лицо в сторону. Похоже, в этой части преображенец не лгал.
Сани с плененными генералами умчались. Грюнштейн велел отвезти шведов, чтобы «представить их пред очи государыни как доказательство мощи оружия российского». А тех, кто, собственно, этим оружием и был, то бишь меня, Чижикова и Михайлова, поволокли в Петропавловскую крепость. Сопротивление оказывать мы не стали. Хотя мне пришлось успокаивать гренадер.
– Ничего, как-нибудь выкрутимся, – говорил я им, не очень-то веря в свои слова.
Чижиков набычился, Михайлов угрюмо сопел, но в драку они все же не полезли.
Я попытался поговорить с преображенским сержантом насчет арестованных гренадер. Каким бы опасным меня ни считали, они-то не имели к этому никакого отношения и не должны были лишаться свободы из-за меня.
Однако Грюнштейн ответил:
– Высочайше велено арестовать всех лиц, что с вами прибудут.
Дальше повторилась та же история, как в первый день моего пребывания в прошлом. Унизительная процедура обыска, во время которой меня раздели и в одном нательном белье затолкнули в тесную камеру-одиночку. Снова холод собачий, непроглядная темень, смешки караульных в коридоре. И ощущение полной безнадеги. Я не оправдал доверия. Облажался по полной программе.
Переворот все же случился, моя ставка оказалась битой. Если Кирилл Романович не ошибся, впереди нас ждут еще более дурные времена. Пусть не моя в том вина, но что теперь будет с «родиной и с нами»?
Глупее всего быть подбитым на самом взлете. Я многого добился, причем сам, благодаря уму, хватке, интуиции. Начинал с рядового, выбился за короткое время в высшие офицеры гвардии. Познакомился с двумя Биронами, Остерманом, Минихом. Подружился с Антоном Ульрихом. Участвовал в военной реформе, разрабатывал план успешной военной кампании, лез в самую горячку боя. И проиграл тому, кто за моей спиной тихой сапой обстряпывал грязные делишки, убивая невинных исподтишка.