Большой мороки с двумя пленными генералами не было. Слово чести они держали крепко и о побеге не помышляли, хоть и скисли преизрядно. Первые и – что самое обидное – крупные неудачи в войне смутили шведов куда сильнее, чем можно было предположить. Вот к чему может привести банальная переоценка собственных возможностей.
Все-таки Россия за очень короткий промежуток времени сделала огромный рывок вперед, став из державы второстепенной мощным игроком на политической арене. Разумеется, нам пока трудно тягаться с такими тяжеловесами, как Англия или Франция, но к нашему мнению начинали прислушиваться. А иногда нас и побаивались. Это свидетельствовало о многом, хотя бы о том, что мы движемся в правильном направлении.
Мой путь лежал в столицу. Она, подобно магниту, притягивала меня к себе. Лишь бы успеть к тому моменту, когда начнется новая игра, которой так опасаются Кирилл Романович и его таинственная контора.
Небольшой санный поезд, мчавший нас в Петербург, летел птицей не столько стараниями кучеров, сколько благодаря моей настойчивости. Я велел гнать лошадей без жалости.
– Быстрее, быстрее! – торопил я.
Промедление было смерти подобно. Дурное предчувствие росло по мере приближения к Питеру.
Ехали мы налегке. Из охраны были лишь самые верные и надежные гренадеры – Чижиков и Михайлов. На них я мог положиться, как на самого себя. С ними можно было не бояться лихих людей и прочих опасностей, подстерегающих на пути.
Давно мне не было так хорошо. Даже вечно красное лицо Михайлова вызывало во мне чувство умиления. Я крепко привязался к этим двоим. Из каких только передряг мы не выпутывались, сколько раз они спасали мою тушку от верной гибели, во время Крымского похода вынесли меня, тяжелораненного, с поля боя. Кто знает, опоздай гренадеры на доли секунды, и моя песенка была бы спета.
Только в мирные минуты, когда не оглядываешься по сторонам и не думаешь о том, доведется ли увидеть следующий день, можно оценить достоинства настоящей дружбы.
Новый чин делал пропасть между нами непреодолимой, но это лишь на первый взгляд. Плевать, что я лейб-гвардии майор, то есть по Табели о рангах целый армейский «енерал». Разве это помешает опрокинуть мне стопку-другую с ними, расспросить о житье-бытье, пообещать им отпуск и похлопотать об увеличении жалованья? В конце концов, герои мы или нет?
Наверняка награда за столь богатый улов тоже должна быть щедрой. Два генерала, два командира корпуса – не хухры-мухры. Даже не представляю, на что можно рассчитывать: орден, повышение в чине, новый титул, земли?
Пожалуй, я чересчур размечтался и поэтому был крайне удивлен, когда на въезде в столицу, прямо на заставе, меня задержали для выяснения неких обстоятельств. Что за ажиотаж возник вокруг моей персоны, я так и не понял. Твердили о каких-то таинственных списках и что скоро прибудет человек, который все объяснит.
Человек действительно объявился через пару часов.
На заставу прибыла кавалькада преображенцев. На рукавах их шинелей были белые повязки. Очевидно, это что-то означало, но что именно, я понять не мог.
У меня опять появилось нехорошее предчувствие.
Гвардейцы сразу направились ко мне. Лица у них были – как бы помягче сказать – недружелюбными.
– Кто-нибудь может объяснить, по какой причине нас не впускают в столицу? – спросил я, чувствуя, что начинается нечто странное. То, о чем предупреждал корректор реальности.
– Сержант Преображенского лейб-гвардии полка Грюнштейн, – представился рослый чернявый гвардеец с семитскими чертами лица.
– Сержант, немедленно прекрати этот бардак! Не заставляй искать на тебя управу. Да ты, верно, не сознаешь, кто я такой?!
Чернявый нехорошо усмехнулся:
– С чего вы так решили? Я прекрасно осведомлен о вас, господин фон Гофен. Мне известен и ваш чин, и ваше положение.
– Раз тебе все известно, наведи порядок. Я спешу.
– Простите, господин майор, но я вынужден арестовать вас и ваших людей и препроводить в крепость.
– На каком основании? – поинтересовался я, пытаясь понять, откуда ветер дует.
Кое-какие теории на этот счет у меня успели появиться, но мне хотелось подкрепить их фактами. Последующие события показали, что я не ошибся.