Не скажу, чтобы у нас не было выгодных предложений, нет пару раз к нам заявлялись желающие влить в банковский счет щедрую порцию зеленой крови, но оба раза Вульф изыскивал предлог для отказа. На самом же деле причина отказа заключалась исключительно в его чудовищной лени и праздности, помноженных на столь же чудовищное упрямство.
Впрочем, должен поправиться. Слово «праздность» не вполне подходит Ниро Вульфу. Да, он упрям, как стадо диких ослов, но праздным в полном смысле слова я бы его не назвал. Ежедневно он аж целых четыре часа — с девяти до одиннадцати утра и с четырех до шести вечера — лелеет и холит десять тысяч орхидей в оранжерее под крышей нашего особняка. Остальные часы бодрствования Вульф проводит либо в столовой, поглощая изумительные обеды и ужины, приготовленные Фрицем, либо в кабинете, где проглатывает от пяти до десяти книг в неделю, порой читая одновременно целых три штуки. Пусть он и не размахивает кайлом на руднике, но мозги свои упражняет постоянно, так что обвинение в праздности снимается.
А вот мои функции весьма многогранны. Я отвечаю за всю корреспонденцию Вульфа, веду счета и гроссбухи, тружусь бок о бок с живущим у нас садовником Теодором Хорсманом, постоянно обновляя картотеку цветения и скрещивания орхидей, и наконец представляю глаза, уши и конечности Ниро Вульфа во всех случаях, когда нам выпадает счастье выступить в роли частных сыщиков — с законной лицензией, выданной властями штата Нью-Йорк. Кроме того я успешно заменяю колючку под седалищем Ниро Вульфа, когда его лень окончательно берет верх над разумом. Очевидно, в последнее время с ролью колючки и кусаки-овода я справлялся прескверно. Этим грустным размышлениям я и предавался во вторник апрельским утром, когда зазвонил телефон.
— Контора Ниро Вульфа, говорит Арчи Гудвин.
— Здравствуйте, мистер Гудвин, меня зовут Хорэс Винсон. Я занимаюсь издательским делом и хотел бы, чтобы Ниро Вульф взялся за расследование одного убийства.
Что называется — не в бровь, а в глаз; гарантированный способ завладеть моим вниманием. Второй способ заключается в том, чтобы носить известную мне фамилию — я ведь сходу сообразил, кто такой Винсон.
— Кого убили? — поинтересовался я, занося карандаш над чистым листком блокнота.
— Чарльза Чайлдресса. Его застрелили неделю назад.
— А, писатель, — произнес я. — Найден в своей Гринвидж-Виллиджской квартире в прошлый вторник. Самоубийство. На следующий день «Газетт» посвятила ему три столбца где-то в районе тринадцатой страницы.
Винсон в ответ презрительно фыркнул:
— Черта с два это самоубийство! Чарльза убили. Эти болваны в полицейских мундирах так не считают, а я вот знаю наверняка. Так вы беретесь?
Я сказал Хорэсу Винсону, что поговорю с Вульфом, и выполнил свое обещание, как только босс спустился из оранжереи. Вульф метнул на меня уничтожающий взгляд, но я его ожидал, поэтому встал, преодолел три ярда до стола Вульфа и сунул ему под нос компьютерную распечатку нашего банковского баланса.
— Вот, — укоризненно сказал я, — результат ваших упорных отказов заняться делом. Обратите внимание, что девять последних банковских операций — расходы. Замечу также, что, продолжая в том же духе, мы с вами, всего четырнадцать подобных операций спустя будем вынуждены признать свое банкротство.
— Ты, как всегда, напутал в расчетах, — безмятежно отмахнулся Вульф.
— Что ж, я охотно допускаю, что под кроватью у вас зарыта кубышка с дублонами, или вы получили наследство, о котором мне ничего не сказали. Но даже тогда, учитывая ваши ежемесячные траты, вам потребуется по меньшей мере…
— Арчи, замолчи!
— Да, сэр.
Вульф зажмурился, решив, должно быть, что видеть меня выше его сил. Он сидел с закрытыми глазами больше минуты, а затем очнулся и осчастливил меня ещё одним убийственным взглядом. Затем испустил душераздирающий вздох.
— Гр-рр!
— Согласен.
— Проклятье!
— Да, сэр.
— Ладно, позвони мистеру Винсону — скажи, чтобы пришел завтра к одиннадцати.
* * *
Вот почему на следующий день в одиннадцать утра я сидел и развлекал беседой Хорэса Винсона, главного редактора «Монарх-Пресс», когда послышался знакомый лязг остановившегося внизу лифта, возвестивший о прибытии Ниро Вульфа из оранжереи. В дверях босс приостановился, коротко накренил голову на долю дюйма в сторону нашего посетителя, затем обогнул свой стол, поставил в вазу свежесрезанную орхидею и наконец разместился в огромном кресле, изготовленном по специальному заказу и способном выдержать его тушу весом в одну седьмую тонны.
